Почему все это так завораживало меня, так пленяло? Эмоции и чувства рождаются у нас в голове, а физическое тело их либо смягчает, либо усиливает. Так вот и могучий дух Гремта оживлял эмоциями искусственно сотворенную физическую оболочку, в которой он обитал, с которой стал одним целым. Меня тянуло к нему. Я ощущал: он не враг нам, он очень похож на нас – да, непостижимая тайна сам по себе, но все равно такой же, как мы.
– Мне надо к Маарет, – заявил я, начиная приподниматься. – Мое место рядом с ней. Вы все, конечно, отправляйтесь на сбор, но я полечу к ней.
– Сядь, – велела Габриэль.
Я замялся, но все же неохотно повиновался ей. Хотелось бы все же добраться до Амазонии заранее, чтобы иметь несколько часов в запасе.
– Есть и другие причины, почему тебе надлежит отправиться с нами, – продолжила Габриэль все тем же твердым голосом.
– Ой, можешь не перечислять, я и сам все знаю! – сердито фыркнул я. – Я им нужен. Молодняк взывает ко мне. Все поголовно возлагают на меня какие-то особые надежды. Арман с Луи ждут меня. Бенджи ждет меня. Я слышал эту песню миллион раз!
– Что ж, это все чистая правда, – промолвила Габриэль. – Мы – народ независимый и вспыльчивый, нам нужен харизматичный вождь – любой, какой только согласится встать у руля. Но есть и другие причины.
Она посмотрела на Сиврейн. Та кивнула. И Габриэль продолжила:
– Лестат, у тебя есть сын-смертный, юноша, не достигший еще двадцати лет. Его зовут Виктор, и он знает, что ты его отец. Он родился в лаборатории Фарида у смертной женщины по имени Фланнери Джилман. Теперь она тоже стала вампиром. Но твой сын не приобщен к Крови.
Молчание.
Я не то что говорить – думать не мог. Не мог рассуждать. Вид, верно, у меня сделался совсем невменяемый. Я потрясенно уставился на Габриэль, а потом на Сиврейн.
Никакими словами не выразить, что я испытывал. Никакими силами не мог бы я осознать весь масштаб того, что происходило не только в голове у меня, но и на сердце. Я знал, что взоры всех присутствующих устремлены на меня – но мне не было до этого никакого дела. Я смотрел на них, но на самом деле не видел их, для меня не существовало никого: ни Алессандры, что не сводила с меня глаз, ни Бьянки, сидевшей рядом с ней олицетворением сочувствия и печали. Ни Элени, взиравшей на меня со страхом, ни Эжени, что пряталась за подругу. Ни призрака, ни духа, на лицах которых тоже бушевали эмоции.
Сын. Смертный сын. Живой, дышащий сын – плоть от плоти моей. О, Фарид, Фарид! Должно быть, он с самого начала это планировал – вспомнить только ту полную соблазна спальню и доктора Фланнери Джилман, такую теплую, нежную, на все готовую. О, эти мягкие губы смертной, жаркие обнаженные руки…
Я оплодотворил ее! Мне и в голову никогда не приходила такая возможность. Ни на секунду!
Сиврейн телепатически передала мне полномасштабное изображение юноши.
В этом видении он смотрел мне прямо в глаза – молодой человек с совершенно моим угловатым лицом, коротким носом и непокорными белокурыми волосами. Голубые глаза тоже казались моими – но все же были не моими, а его собственными. Да, рот мой – чувственный и чуточку великоватый, однако начисто лишенный присущей мне жесткости. Несмотря на все сходство со мной – всего лишь красивый юноша, очень красивый. Лицо исчезло, сменившись целой вереницей коротких образов. Должно быть. Сиврейн как-то видела его лично. Он беззаботно шагал по американской улице, одетый в самую обычную одежду – джинсы, свитер, кроссовки. Здоровый, лучащийся счастьем юноша.
Боль. Невыразимая боль.
И совершенно не важно было, кто в этом или любом ином мире сейчас смотрит на меня, разглядывает меня, желая разделить со мной этот миг – или просто содрогается, видя мои мучения. Совершенно не важно. В минуты такой боли ты всегда одинок.
– Боюсь, тебя ждет еще одно потрясение, – промолвила Сиврейн.
Я ничего не ответил.
– С Виктором приехала девушка, которая тебе тоже небезразлична. Ее зовут Роуз.
– Роуз? – прошептал я. – Моя Роуз?! – Боль переросла в ярость. – Да как, во имя Всевышнего, они добрались до моей Роуз?
– Позволь мне тебе все объяснить, – сказала Сиврейн. – Позволь рассказать.
Медленно, тихим голосом она поведала мне обо всем, что случилось с Роуз. Как мои поверенные старались со мной связаться, но я в ту пору игнорировал все «земные послания». Она подробно описала мне, как на Роуз напали и как она ослепла, а лицо и шея у нее были обезображены – и как она рыдала, снова и снова в мучениях призывая меня, как Сет услышал этот крик, и Фарид тоже услышал его – и как они вмешались: ради меня же самого.
О, Смерть, как упорно ты алчешь заполучить мою любимую Роуз! Как жадно стремишься ты завладеть моей бесценной Роуз, о Смерть!
– Девочке давали ровно столько Крови, сколько требовалось, чтобы исцелить ее слепоту, – продолжала Сиврейн, – но не столько, чтобы ее преобразить. Сколько нужно, чтобы восстановить ей пищевод, исцелить кожу. Но не начать трансформацию. Она все еще целиком и полностью человек – и любит твоего сына. А он любит ее.