— Мы приветствуем брата нашего — принца. Пусть ваш визит продлится здесь так долго, как вам захочется, принц Эрланд. Король Островов оказывает нам великую честь, прислав своего наследника. Та, Которая Всем Нам Мать, послала своего скромного подданного и сына приветствовать вас. Я рад сообщить вам, что во всех кешианских сердцах живет радость по поводу вашего визита к нам. Та, Которая Есть Кеш, ждет вас, чтобы приветствовать в своем дворце. — Принц Авари повернулся и пошел вверх по дороге. Потом пошел Ниром, потом, по подсказке Кафи, последовали принц и барон Локлир, а за ними — сам Кафи и граф Джеймс.
— Мы знаем о вашей Империи очень мало, — произнес Джеймс, на ходу поворачиваясь к Кафи. — Только то, что можем наблюдать вдоль ее северных границ. Его высочество будет рад, если вы навестите нас и, если возможно, расскажете нам больше.
— Ваше желание предугадано, — улыбнулся собеседник. — Каждый день на рассвете я буду у ваших дверей и не покину вас, пока вы не разрешите мне. Так приказала императрица, да благословят ее боги.
Джеймс улыбнулся и кивнул.
— Значит, он приставлен следить за нами.
Гамина улыбалась встречавшим.
— Как и многие другие, любовь моя.
Джеймс посмотрел вперед, туда, где шагал Эрланд. Впереди — два с половиной трудных месяца, и граф это знал. Ему понадобятся все силы и умение, чтобы уберечь Эрланда от покушения, а Королевство — от войны.
Эрланд не мог найти слов. Его покои состояли из шести комнат в особом крыле, специально отведенном для них, — одно это крыло по размерам могло сравниться с дворцом отца в Крондоре. Императорский дворец был настоящим огромным городом. Роскошь покоев для гостей поражала воображение. Стены были облицованы мрамором, отполированным до такой степени, что он отражал свет факелов россыпью мерцающих звезд. В противовес традициям Королевства, где делали множество маленьких комнат, все комнаты в покоях были огромными, но отделялись друг от друга только занавесями разной степени прозрачности. Сейчас проемы справа и слева от него были занавешены шторами из прозрачного газа; сквозь них можно было видеть, что в комнате справа были расставлены диваны и стулья на случай, если потребуется собрать много народу. Слева огромная терраса открывала захватывающий вид на Оверн-Дип, огромное пресноводное озеро, лежащее в самом сердце Империи. Еще в комнате для аудиенций, где он сейчас находился, была двойная дверь, которая вела в спальню.
Эрланд велел одному из двух гвардейцев, приставленных к нему вместо слуг, открыть тяжелую дверь. Внезапно рядом с принцем появилась молодая женщина.
— Господин мой, — произнесла она, громко хлопнув в ладоши.
Дверь распахнулась; Эрланд, рассеянно кивнув, вошел в спальню и замер на пороге. Все, на что он бросал взгляд, было покрыто золотом. Столики и диваны, Кресла и пуфы, расставленные по комнате, предупреждали любое желание, могущее у него возникнуть, когда он одевается, или пишет письмо, или вкушает трапезу в одиночестве. Стены под потолком, там, где кончалась мраморная облицовка, были расписаны фресками. В стилизованной манере, принятой в Кеше, они изображали воинов, королей, богов, у многих из которых были головы зверей; кешианский пантеон значительно отличался от островного.
Эрланд любовался комнатой. В центре ее стояла огромная кровать, с трех сторон окруженная занавесями из шелкового газа; занавеси свисали с потолка, который возвышался над его головой на добрых двадцать футов. Кровать в два раза превосходила его кровать дома. Когда они с Боурриком вернулись после службы на границе, собственные кровати показались им необъятными — в казармах гарнизона Высокого замка приходилось спать на узких и жестких соломенных тюфяках.
Подумав о Боуррике, Эрланд снова загрустил. В несчетный раз после нападения Эрланд подумал, что не верит в смерть брата. В душе он не чувствовал, что Боуррика нет. Эрланд был уверен, что Боуррик жив. Молодая женщина, вошедшая в комнату, хлопнула в ладоши, и комната внезапно наполнилась народом.
Гвардейцы принца в молчаливом изумлении обозревали бесконечный парад слуг, проходивших по комнате, сначала дивясь, с какой скоростью распаковывали багаж принца, но в основном — потому что слуги были женщинами, одетыми так же скудно, как и делегация встречавших. Разница была только в отсутствии дорогих украшений. Простая юбка поддерживалась вокруг пояса льняным поясом. Ничего больше на женщинах не было.
Эрланд, подойдя к гвардейцам, сказал:
— Идите поешьте. Когда вы мне понадобитесь, я позову вас.
Оба отсалютовали ему и нерешительно повернулись, не зная, куда идти.
— Сюда, — сказала молодая женщина, словно прочитав мысли принца, и увела их.
Перед Эрландом остановилась еще одна девушка, с глазами цвета черного дерева.
— Если будет угодно господину, ванна готова, — Эрланд заметил, что на девушке был красный пояс с золотой пряжкой, и решил, что она здесь главная.