Примерный сын (ЛП)

Я находился в горах, на автостоянке, и разговаривал по телефону с сестрой, мысленно прокручивая в голове всевозможные ситуации. Если бы я мог выбирать, то предпочел бы ознакомиться со всеми обстоятельствами и, насколько возможно, задержать непосредственно тот миг, который все менял, чтобы все шло по-другому, потому что несчастье входит в нашу жизнь и смотрит на нас. Я выбрал знание, но в то же самое время в этот ни на что не похожий коротенький и необычайно длинный миг я горячо молился, не понимая толком кому, в надежде избежать самого худшего.

— Трещина в бедре, а так сама она более-менее нормально. Ну и дела, Висенте. Вот что значит, дать ей спуститься погулять с собакой…

Я приехал в больницу прямо в одежде велосипедиста, которая, честно говоря, является не бог весть каким нарядом и отнюдь не облагораживает человека. Как всегда я приехал последним. Мне показалось, что я вечно опаздывал к важным семейным делам. В машине, по дороге в больницу, я сам себе твердил: “Вот увидишь, ничего страшного, ну полежит несколько месяцев без движения и будет как огурчик, это все мелочи…” В неотложке, как всегда, пациентов было хоть отбавляй. Приемная была забита до отказа. Медсестры, врачи и остальной персонал были настолько замотаны, что никто из них не обратил на меня никакого внимания, когда я прошмыгнул мимо поста, чтобы направиться по коридору между родильной и кардиологической палатами, как указала мне по телефону сестра. В палате места для мамы не нашлось, и она временно лежала в коридоре вместе с другими пациентами.

— В этот раз не что иное, как трещина в бедре и еще в ребре, — таков был диагноз травматолога, который показался мне очень молодым и не слишком опытным и толковым в своем деле. — Ваш случай не редкость, — пояснил он, — травмы, полученные в результате несчастного случая под весом собственного тела — обычное явление. Второй сильный удар, и вторая травма. Большей частью это происходит с пожилыми людьми, которые передвигаются уже не так твердо и уверенно. Однако мы с сестрой, да и мама, пожалуй, тоже, знали, что походка здесь ни при чем. Как я и предсказывал, точнее, знал, что такое могло случиться, мама упала, потому что пес слишком сильно потянул ее за собой. Знать-то я знал, но ничего не сделал, чтобы предотвратить падение. Я просчитался.

— А кто с детьми? — первое, что я спросил, когда мы оказались только втроем, вернее, втроем среди множества больных.

— Дома осталась Фатима, она посидит с ними, когда отцы приведут детей.

— Впервые в жизни она оказалась полезной, — ехидно заметила мама таким слабеньким и тихим голоском, что он показался мне голосом совсем молоденькой девушки, которую я никогда не знал, девушки из других времен. — Висенте, сынок, собака…

— Где Паркер? — спросил я.

Какой же я дурак, я не подумал о Паркере. Где сестра его закрыла, черт побери? Она запросто могла оставить его в своей машине, даже не приоткрыв окошко и не оставив ему ни воды, ничего. Или, хуже того, привязать к фонарю, где любой мог его украсть.

— Мама, помолчи, тебе уже сказали, чтобы ты не утомляла себя разговорами, иначе разболятся ребра, — вмешалась сестра и подошла ко мне, даже не глядя на меня. — Он сбежал.

— Как это сбежал? — Я ничего не понимал.

— Мы гуляли в парке, у цветников, Висенте, там, где ему нравится, — вымученно начала объяснять мама, — и он увидел катившийся мяч. Ты же знаешь, как Паркер относится к мячам. Он рванул за мячом, я упала и не смогла пойти за ним. Я позвала его, а он не обратил внимания. Думаю, Паркер меня не услышал.

— Все, мама, хватит. Паркер — собака. А теперь давай отдыхай, — снова вмешалась сестра.

— Но как? Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Он погнался за мячом и…

— И мама, которая намного важнее твоей псины, упала на землю и не могла пошевелиться. А мимо проходили люди, совершенно незнакомые, кстати, потому что ты шлялся черт знает где…

— Я тебе уже сказал, что занимался спортом. Ты что не видишь, в каком я виде? — прервал я сестру, но она проигнорировала мою самозащиту и продолжила свои обвинения, на этот раз глядя мне прямо в глаза со свойственной ей злостью:

— … мама была одна, и, слава богу, кто-то позвонил в скорую, и они приехали…

“Слава богу!” Что означало это выражение? И с каких это пор моя сестра выражается подобным образом? Нурия сказала так исключительно для того, чтобы придать побольше драматизма сложившемуся положению и заставить меня чувствовать себя еще хуже. Она вела себя как состарившаяся бездарная актриса, как манипулятор, каким она, собственно говоря, и являлась. Только мне не захотелось испытать худшие чувства.

— Так где Паркер? — Я назвал пса по имени, и мне стало дурно. Меня обуяло страшное волнение, даже ужас. Мой пес. Где мой пес? В этот миг мне захотелось увидеть его, держать в своих руках его уши и чувствовать их мягкость, коснуться звездочки на шерстке его загривка, посмотреть в его влажные глаза и разглядывать его лапы с белыми носочками.

— Не знаю, сынок, не знаю, — из глаз матери хлынули слезы, и не оттого, что у нее болело бедро, ребра или плечо.