Примаков

У Шепилова был недолгий роман с Хрущевым, они гуляли вместе, дружили семьями. А потом Хрущев порвал со своим министром сначала личные, а затем и политические отношения. Над Громыко Хрущев посмеивался, иногда откровенно издевался. Зато с Брежневым Громыко был на «ты», называл его по имени. Они вместе ездили на охоту, и Брежнев поддавался влиянию Громыко. Шеварднадзе был близок к Горбачеву, хотя друзьями их не назовешь. С Бессмертных и Панкиным личных отношений у Горбачева не было. Ельцин долгое время привечал Козырева, уважительно повторял:

— Андрей — профессионал, дипломат.

Это было уважение необразованного провинциала к столичной штучке, человеку, который владеет иностранными языками, запросто ездит за границу, знает, как с иностранцами разговаривать. Ельцин приглашал его домой, на дачу. Но Козырев сам понимал, что в этой компании он чужой. Вот министр обороны Павел Грачев был свой, целовался с президентом, говорил с ним на понятном языке, не возражал президенту. А Козырев начинал нудно объяснять, почему вот это никак нельзя делать. Это и на трезвую-то голову не всякий поймет…

Примаков в круг людей, особо близких к Ельцину, не входил. Игоря Иванова президент Ельцин воспринял просто как кандидатуру Примакова. Что касается Владимира Путина, то представляется, что Сергей Лавров не входит в его ближний круг.

Министры иностранных дел делятся на две категории — на революционеров и традиционалистов. Революционеры хотят всё поменять и избавиться от тех, кто был до них. Такими были Троцкий и Молотов. Другие министры понимают, что дипломатическая работа началась до того, как они тоже ею занялись, и будет продолжаться после них. Внешняя политика состоит из бесконечного количества маленьких, крохотных инициатив, улучшений, поправок, которые удается внести в общий, неостановимый поток мировых событий.

Во внешней политике не может быть внезапных, очаровательных решений, которые всё наладят, разрешат. Дипломатия — это долгая, многоходовая, хитрая игра. Это требует выдержки и искусства.

У всех успешных министров был набор качеств, необходимых для дипломата высокого класса, — умение схватывать суть дела, вникать в детали и превосходная память. Чичерин говорил на всех основных европейских языках. Однажды он произнес речь по-латышски. Уже в солидном возрасте стал изучать древнееврейский и арабский языки.

Вышинский был очень образованным человеком с хорошо организованным мышлением профессионального юриста. Молотов и Громыко отличались уникальной памятью.

Шеварднадзе, который получил скудное образование, после назначения министром пришлось осваивать новую специальность. Он поражал своих помощников способностью вникнуть в суть обсуждаемой проблемы. Бессмертных и Козырев стали министрами, проработав всю жизнь в МИДе и изучив науку дипломатии. Примаков говорил по-арабски и по-английски. Познания у него были действительно академические.

Память и организованность Игоря Сергеевича Иванова вызывали зависть даже у его коллег. Он действовал с точностью хорошо запрограммированного компьютера, который не знает сбоев.

«Впервые я увидела Игоря Иванова, — пишет Мадлен Олбрайт, — когда он был заместителем Евгения Примакова. Тогда он показался мне несколько официозным. Позднее, когда он сменил Примакова на посту министра иностранных дел и мы узнали друг друга лучше, я смогла оценить его ум и обаяние. Однако, как и Примаков, он также умел быть неуступчивым».

Троцкий считал, что мировому пролетариату дипломатия не нужна, трудящиеся поймут друг друга и без посредников. Лев Давидович ненавидел тайную дипломатию. После него восторжествует привычка тайно договариваться об одном, а на публике провозглашать другое. Сталин восхищался английским стилем дипломатии, но считал ее просто доведенным до совершенства искусством обмана:

— Слова дипломата не должны иметь никакого отношения к действиям — иначе что это за дипломатия? Слова — это одно, а дела — другое… Искренняя дипломатия так же невозможна, как сухая вода или железная древесина.

Умение вести переговоры является высшим дипломатическим искусством. Советскую переговорную школу основал Вячеслав Молотов. Он не был дипломатом в традиционном понимании этого слова. Он не собирался очаровывать партнеров на переговорах, завоевывать друзей и союзников.

Упрямый и педантичный, он вел переговоры жестко и неуступчиво. Он говорил то, что считал нужным сказать. Если ему возражали, он, как граммофон, всё повторял заново и доводил партнера до исступления. Он был фантастически упорным, был готов стоять на своем до полного изнеможения. Он шел на уступки, только перепробовав всё, даже угрозы прервать переговоры. Он брал измором.

Его несгибаемость, нежелание пересматривать свои позиции кому-то кажутся положительными качествами. Но в политике они приносили стране ущерб. Потому что наталкивались на такую же нетерпимость и упорство. В Вашингтоне у Молотова появились достойные партнеры — столь же твердолобые.