Работая на телевидении, я снимал тогда цикл документальных передач о министрах иностранных дел Советского Союза и России. Серия портретов начиналась аж с Льва Давидовича Троцкого, первого наркома по иностранным делам. Программа выходила в эфир раз в неделю, в хорошее время, и привлекла зрительское внимание. Многие имена, прежде вычеркнутые из истории, малоизвестные детали дипломатических баталий и хитросплетений внешней политики оказались новостью для телезрителя. Так что руководители телекомпании радовались растущим рейтингам. Рассказав о давно ушедших министрах, приблизились к еще живущим.
Дипломатия в перестроечные годы радикально изменилась, и главный кабинет на седьмом этаже высотного здания на Смоленской площади занимали вполне дельные, разумные и вызывающие доверие люди. Кого-то я знал раньше, как, скажем, бывшего главного редактора «Комсомольской правды» Бориса Дмитриевича Панкина. Кого-то оценил как высокопрофессионального дипломата — например, Александра Алеександрови-ча Бессмертных. Андрей Владимирович Козырев был очень откровенен со мной, что ценят люди моей профессии.
Но принцип соблюдался неукоснительно: по делам их воздастся… Так что портреты выходили нелицеприятные. Доставалось и тем, кому я вполне симпатизировал. Долг перед зрителем важнее. На очереди был недавно назначенный министром иностранных дел Евгений Максимович Примаков. Его портрет завершал наш цикл.
Текст посвященной ему программы был уже готов. Достаточно резкий и критичный. В ту пору журналисты, анализируя политику и политиков, высказывались откровенно, всё называя своими именами. И когда работа над телепрограммой была уже практически завершена, мне неожиданно позвонил заместитель главы правительства России, человек, которого я глубоко уважаю и по сей день:
— Разговоры ходят, ты собираешься раздраконить Евгения Максимовича?
— Это слишком резкая формулировка, — дипломатично ответил я, удивившись тому, что нашу скромную программу, оказывается, смотрит самое высокое начальство, да еще и переживает, какие оценки в ней даются.
— А почему бы тебе не встретиться с Примаковым и не задать ему все неприятные вопросы, которые ты считаешь важными? — поинтересовался заместитель председателя Совета министров России. — Программа только выиграет.
— Получить интервью у нового министра — дело долгое, я-то знаю, а программа должна выйти в эфир кровь из носу.
Мне перезвонили через пятнадцать минут:
— Евгений Максимович ждет вас…
Съемочную группу собрали мгновенно, а заехать домой я не успел. Заявился в Министерство иностранных дел на Смоленской площади в весьма непрезентабельном виде. Войдя в кабинет министра иностранных дел, попросил извинения за то, что одет не по протоколу.
— А я прошу меня простить за то, что я в спецодежде, — улыбнулся министр.
Он был одет с иголочки: модный отлично сидевший на его солидной фигуре костюм, со вкусом подобранный галстук, белоснежная рубашка.
В секретариате министра заранее предупредили, сколько минут он сможет нам уделить. К назначенному времени я стал закругляться, понимая, что у руководителя дипломатии великой держав могут быть еще какие-то дела. И начальник секретариата стал ерзать на стуле и демонстративно показывать на часы: дескать, пора. Но Примаков продолжал беседовать, как ни в чем не бывало.
Он совсем не был похож на того мрачноватого и почти неэмоционального министра, который почти каждый день возникал на телеэкранах. Улыбался, шутил, рассказывал забавные истории. Отвечал на вопросы охотно и подробно.
— Он хотел тебе понравиться, — заметила руководитель нашей группы, когда интервью всё-таки завершилось и мы вышли в скучный мидовский коридор.
У него это точно получилось! Разговаривая с Примаковым, я понял, что уже подготовленную программу без сожаления выброшу в корзину. Сделаю другую. Я попал под обаяние министра.
Со мной такое случается. Я знаю свои слабые места…
Отвечая на вопросы телекритиков о работе в жанре политического портрета, признался, что «предпочитаю работать с мертвыми клиентами». Во-первых, по-настоящему оценить политика можно, лишь когда он закончил свой земной путь — люди же меняются; поспешная оценка может оказаться ошибочной. Во-вторых, личные отношения с героем не могут на тебя не влиять.
Так и произошло.
Конечно, я давно знал Примакова и о Примакове. Мой отец был с ним на «ты». Евгений Максимович, человек заметный в журналистской и научной среде, успешно делал карьеру и потому привлекал к себе внимание. Не всегда одобрительное, у него как поклонники, так и неприятели были.