Я нашёл Лиона и Теламона. Объединившись, мы рубили пакет из восьми брёвен, связанных железными полосами, который соединял одну секцию вражеской линии с другой. Слишком обессиленные для того, чтобы работать стоя, мы с Лионом оседлали эти брёвна, орудуя мечами, как мясницким ножом. Но вот показался противник. Лодки с пращниками повернули к нам от дымящегося судна. Наша группа насчитывала десять человек, среди которых я знал только Теламона, Лиона и Похлёбку. Другие набрались откуда-то по одному, по двое. Я даже не знал их имён. Один, с рыжей бородой, кричал на моряков и требовал огня. Пока он вопил, свинцовый «жёлудь», пущенный пращником, попал ему в горло. Он упал, как мешок с камнями. Радуясь успеху, стрелок уже размахивал над головой пращой. Я услышал сигнал опасности за спиной. Ещё с десяток напали на судно, с которого мы только что перешли. Две лодки с пращниками перекрыли нам путь со стороны моря. Мы были без шлемов. От щитов мы давно отделались. Теперь мы оказались беззащитны. Свинцовые «жёлуди» свистели совсем близко. Теламон крикнул, что пора уходить. Мы бросились в воду. Через час мы уже находились на другом судне и рубили другую связку брёвен. На каждом остался только подшлемник, тело едва прикрывали лохмотья.
А враг всё наступал. Сиракузцы сотнями шли из Ортигии и со Скалы, им не было конца. Полные сил, отдохнувшие, сытые. Они не были исполосованы и побиты, у них не было сотрясения мозга. Их копья оставались целыми. Им не приходилось весь день разить или защищаться. Они не устали, как мы, обороняясь по четыре-пять часов уцелевшими среди мёртвых. Их лёгкие не вдыхали дым, они не иссушены огнём, они напились свежей воды и могли потеть.
И всё же даже при этом положении мы имели бы преимущество, если бы не ветер и прилив. Солнце переместилось и всем жаром обрушилось на берег. Подул бриз. И в довершение ко всему начался прилив. Существует канал под названием Быстрое Течение, он примыкает к полуострову Ортигия. Там вода, сжатая конфигурацией береговой линии и морского дна, при приливе течёт с необыкновенной скоростью. И теперь враг открыл брешь в стене своих кораблей. Течение прорвалось, относя нас назад. Что ещё хуже, появилось двадцать боевых триер коринфян. Они обходили нас с севера. Подгоняемые крепнувшим бризом, они напали на афинские корабли в открытом море. Атаке подвергся и «Неумолимый» Демосфена. Нас вынудили спасаться бегством.
При таком сильном ветре наши гребцы не могли работать. Изнемогающие от усталости, они «ловили леща», ломая вёсла соседей. Ветер переворачивал лопасти и мешал движению. Приливная волна ещё больше осложняла задачу. Те корабли, которым удавалось идти носом к ветру, оказались уязвимыми для атаки с фланга внезапно появившихся коринфян. Теперь сиракузцы в один голос кричали, что боги вняли их молитвам, послав этот штормовой ветер. Я находился на «Аристее», сменив за этот день пятый или шестой корабль. Её командир приказал развернуться и протаранить одного из приближающихся коринфян. «Аристея» буквально пятилась, настолько сильным был встречный ветер. Коринфянин легко произвёл манёвр и зашёл с борта. Гребцы наружного борта гребли, а внутреннего — табанили, чтобы протаранить нас как раз по центру. Коринфянину мешал ветер, дувший теперь с траверза, и ему удалось нанести лишь скользящий удар по носу «Аристеи», но и этого оказалось достаточно, чтобы образовалась пробоина, куда могли бы войти мужчина и мальчик, стоя рядом. Море хлынуло внутрь корабля. До берега оставалась одна миля.
Гребцы работали с отчаянием побеждённых, зная, что победители не оставят в живых никого. Они слышали, как люди Гилиппа на берегу жаждут крови. Мы стонали, руки и ноги у нас тряслись, как у парализованных. Корабль зашёл в тень, отбрасываемую Эпиполами. Было холодно, как утром. Прилив продолжался. Вода уже покрыла сотни ярдов берега.
«Аристея» налетела на частокол. Корабли, раздавленные при бегстве, выбили колья из общей линии или пробили себе корпуса, налетев на брёвна. Теперь солдаты морской пехоты и моряки собрались сотнями, чтобы восстановить линию фронта. Лион и Похлёбка трудились вместе с остальными. У меня не было ни оружия, ни обуви. Почему только они должны быть такими благородными? Я закричал и бросился им помогать. Тело моё было выжато, как тряпка. И все были такими же. Мы чувствовали близость смерти.