– Прежде всего, – говорит он, – управление желанием. Ты должна научиться полагаться на него, манипулировать им, использовать его в свою пользу. Ты должна найти способы насытить его, пока оно не стало бесконтрольным.
– Зачем?
– Все просто, моя дорогая смертная, – молвит Эрос. – Желание можно умерять, его можно тщательно сдерживать, но как только оно превращается в похоть… Похоть – это бушующий огонь, обладающий собственной волей. Волей, которую даже я не могу контролировать, если искушение становится слишком сильным.
– Я не понимаю.
– Желание – это искусство. Это танец отдачи и принятия. Отдашь слишком много или слишком мало, и все, что останется, – это лишь плотская потребность.
Его голос звучит как некое предупреждение. Его взгляд мечется между нами, и я заставляю себя посмотреть ему прямо в глаза, напоминая себе, что на самом деле он меня не видит. Что его взор просто обладает удивительной способностью проникать прямо в душу, в самые глубины твоей сущности. Вот и все, не более того.
– А учитывая нынешнюю ситуацию, – продолжает он, когда его ухмылка исчезает, а лицо становится серьезным, – для тебя эта опасная игра может оказаться со смертельным концом.
Глава 23. Смерть
Я, прищурившись, смотрю на Эроса, пытаясь понять его так называемый план. Если я правильно понимаю, он хочет научить Хейзел, как соблазнить Цербера с помощью меня… но это кажется нецелесообразным.
И я бы даже сказал: неосуществимым.
Теперь мне ясно: Эрос чувствует мое влечение к Хейзел и, видимо, по его логике: если влечет меня, то Цербера и подавно привлечет, и он полностью покорится ей.
Но это совершенно разные случаи, требующие совершенно разных действий. У меня такое чувство, что в этом его полусмешном плане кроется нечто большее, словно он нам что-то недоговаривает.
Я не доверяю ему и мне все еще трудно поверить, что он действительно хочет нам помочь. Он до сих пор не сказал нам, как именно будет работать его план, и у меня начинают закрадываться сомнения, что он и сам этого не знает.
В любом случае, я не позволю ему провернуть что-либо в обход меня. Безопасность и благополучие Хейзел всегда были и будут моим приоритетом. И неважно, придется ли мне ограждать ее от чудовищ, людей или богов, я все равно ее защищу.
Даже если это означает, что мне придется оградить ее от самого себя.
– Мы должны установить и другие правила, – говорит Эрос, возвращая мое внимание к нему. Он, сидя в кресле, не сводит глаз с Хейзел.
– Какие правила? – спрашиваю я.
– Ты будешь делать все, что я говорю, когда говорю и как говорю.
– Не испытывай мое терпение, Эрос, – рявкаю я.
– Учитывая обстоятельства, я думаю, это лучше
– А при чем тут наша одежда, какое она имеет значение? – спрашивает Хейзел.
–
– Что это значит? – спрашиваю я, презирая его манеру говорить одновременно обо всем и ни о чем.
– Это
Я молча наблюдаю за ним, стараясь держать свои мысли при себе и пытаясь понять, какую же игру он затеял. Обаяние и привлекательность Хейзел невозможно изменить, просто переодев ее. Я переживаю, что это всего лишь еще одна из его уловок, чтобы затащить ее в постель.
У меня такое ощущение, что даже если она наденет на себя грязный мешок, он все равно не умалит ее красоты и очарования. Даже если она вообще будет без одежды… Я обрываю эту мысль сразу же, как только она приходит мне в голову.
Что бы ни думал Эрос, я считаю, что Хейзел не нужно ничего в себе менять.
Тем не менее пока что я держу язык за зубами.
– А что касается уроков, мы…
Эрос делает паузу, когда я прерываю его тяжелым взглядом. Вздохнув, он поправляет себя:
–
– Ты что-то узнал? – спрашиваю я.
– Да, у нас есть три дня до его возвращения. На третий день я подготовлю для нее испытание…
– Три дня, – мягко говорит Хейзел, – разве этого времени хватит?
– Должно хватить, если Персефона сказала мне правду, – отвечает Эрос.
– Когда ты успел с ней встретиться? – спрашиваю я.
– Вчера вечером, перед тем как лечь спать. Кажется, она нашла способ задержать его, но даже Персефона точно не знает, сколько у нас есть времени.