Женщины в чистых хлопчатобумажных платьях суетились у очагов. Стайки ребятишек, одетых в незатейливые рубашки и штаны, с непокрытыми головами и босиком, носились как угорелые около дома побольше, с широкими окнами. Перед домом сидел старик и сосредоточенно курил деревянную трубку с длинным мундштуком.
— А вот наша школа, — указал Жильбер, как настоящий чичероне[55].
— А это наш кюре, он и ребятишек учит, — добавил Блез, довольный тем, что их деревня не похожа на селение дикарей, и иноземцы могут в этом убедиться.
— Как? Школа? — воскликнул пораженный Фрике.
— Ну да! У нас все читать умеют. Всем велено посылать детей в школу…
— Велено? Кем велено?
— Да нашим советом!
— Муниципальным советом, что ли?
— Ну, может, во Франции он так называется, а у нас просто совет старейшин. Мы их всем миром выбираем.
Оба француза и даже американец были потрясены порядком и процветанием, который царил в этом уголке прерий — подлинном оазисе среди пустыни.
К гостям подошел старый кюре, сердечно поздравил иноземцев с прибытием и хотел было пригласить в дом, но Блез и Жильбер желали во что бы то ни стало заполучить гостей к себе. Они что-то сказали старику на индейском наречии, которое, видимо, было для них привычнее, чем франко-канадский диалект.
— Ну хорошо, дети мои, хорошо, — добродушно согласился кюре и обратился к путешественникам на превосходном французском: — Господа, не хочу вас задерживать, но мы с вами еще увидимся. Если общество отшельника, ставшего на три четверти индейцем, но не позабывшего родину, вас не пугает, приглашаю разделить со мной обед. Обед неважный, но предлагаю от всего сердца, — закончил он с улыбкой.
— Да вы — француз! — взволнованно воскликнул Андре, протягивая собеседнику руку.
— Я канадец — значит, почти француз. Могу вас заверить, что канадцы уважают и любят Францию. Но я вижу, вы очень устали, ваши лошади едва передвигают ноги. Блез и Жильбер дожидаются вас, а мои юные ученики еще не закончили уроки. Так что до скорой встречи, господа!
С этими словами кюре-учитель позвонил в колокольчик. Дети прекратили игры, построились парами и послушно вернулись в школу. Трое путешественников распрощались со священником. Им все еще казалось, будто они видят сон.
Через пять минут братья остановились перед домом, построенным, как и соседние, из толстых необтесанных стволов. Лошадей тотчас же расседлали и задали им корму. Любезные провожатые позвали хозяек, и те буквально перевернули вверх дном скромное жилище.
Как по мановению руки на столе появилась простая, но обильная еда. Запылал огонь, масло, настоящее масло, потрескивало на сковороде, на глазах поднимался и румянился омлет. На деревянном столе были расставлены миски и металлические тарелки. Хлеб, немного темный и немного приплюснутый, но настоящий хлеб, какого никогда не видели в прериях, был вытащен из ящика, напоминавшего классические лари французских крестьян. Вслед за хлебом появилась холодная жареная свинина. Три оголодавших путешественника так и набросились на это деревенское изобилие.
Индейцы, даже цивилизованные, проявляют гостеприимство сдержанно. Пока гости насыщались с аппетитом путников, долго отказывавших себе в еде, хозяева хранили почтительное молчание. После ужина братья, понимая, что трое приятелей нуждаются в отдыхе, предложили им в соседней комнате хорошие кровати, на которых кукурузная солома была покрыта мягкими шкурами бизонов.
Блез отправился чистить лошадей и обмыть их ожоги чистой водой, а Жильбер, как дворецкий, проводил гостей в спальню:
— Доброй ночи вам. Завтра утром поговорим, а то вы совсем замучились. Вот завтра наш старик вернется, он сейчас в поле, и вы все тут у нас посмотрите.
— Да, кстати, — зевая, спросил Фрике. — Можно ли в округе найти бизонов? Ведь мы прибыли из Франции, чтобы поохотиться на бизонов.
— Как не быть! Есть, ясное дело!
— Отлично. И можно устроить охоту?
— Сейчас как раз и охотиться! Именно в эту пору стреляют бизонов, шкуры продают, а мясо заготавливают на зиму.
— Нам повезло! Спасибо за добрые слова, Жильбер, и спокойной ночи.
— Ну, всем доброй ночи!
— Знаете, господин Андре, о чем я сейчас думаю? — спросил Фрике, устраиваясь поудобнее; при этом он зевнул, едва не вывихнув челюсть.
— Не знаю… По-моему, пора спать…
— Еще чуть-чуть, и мне покажется, что я в Босе, накануне открытия охоты. И представить невозможно, что в доме крестьян-землепашцев можно думать об охоте на бизонов, совсем как в романах, которые мне так нравились в детстве. Каков контраст! Что вы на это скажете?
Но Андре ничего не ответил: его уже сморил сон.
ГЛАВА 7