Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

из) кого, и тут: выползает, не (что, роб) ко… какое-то Чувство щу-

пальца осто, рожно и, которое, мягко трогаиспытывая страх, пол, ностью как лощеный гладкий черный, тот самый — настоящий ли? — (da) пораженно и отходит; уменьшается; увяд

-ая (правой)

                     мы входим в Место, я поднимаю голову: над (всеми) нами блестящая плита, отражающая вверх (то (движутнедвижущихся) варищей) ногами. И тут; какая-то. Яма: тут… да-тсс!

под призмоформенной прозрачностью

лежит (tovarich-по-пояс

бессильно затворенная правая-клешня

левый-плавник незатворен обессиленно

и маленькая-не-напряженная головка и лицо-без-морщин и рыжеватая-бородка).

(1 появляющаяся быстро униформа расталкивает наше единство надвое) дергает бородатый вовнутрь толкает наружу меня… и когда не (вокруг той самой (призмы) ямы) двигаясь товарищи движение

(вдоль стены уровня шеи

по борозде, окружающей призму)

стоит, на нейтральном полюсе призмы человеческое существо (живое, молчащее) с настоящим ружьем:

— товарищи вращаются. Катимся мы. И тут я каким-то образом (на мгновение) внутри; один —

рычит. Другой солдат. Разворачивая направо нас. Которые покидают Место (чьи стены беспорядочно заляпаны красным ворсом) уходим из немой приторной порнокишечной зрелости гнили… поднимаемся и поднимаясь мы

вышли.

Определенно, оно не из плоти. И я видывал столько разных восковых фигур, настоящих (некоторые нелепые более ужасные самые оба) столько разных образов, чья самая безжизненность могла освободить Есть, изобрести Бытие (или что равным образом пренебрегает жизнью и нежизнью) — я видел такое огромное количество лучших богов и более странных, более великих глубоких кукол; повсюду и везде и, может, в Америке и (может даже) в Кони-Айленде[305]…

и тут (вдыхая воздух, Воздух, ВОЗДУХ) решаю, что этот какой глупый нецарь царства НЕ-, этот какой банальный идол, царствующий в гнилье, равняется всего лишь еще одному уроку морали. Наверное, эта банальность не освобождает, не изобретает, поскольку эта глупость поучает; поскольку наверное эта ничтожность не должна будоражить и не должна убаюкивать и просто должна говорить —

Я смертен. Вы — тоже. Привет

…Еще одна тщетная сторона «материалистической диалектики»… просто еще (еще лживое имя, еще одна фальшивка «реальности») строгий неизмеримый Глагол отринут, безграничная страстная Мечта отвергнута

<…>

Вс, 31 мая

…день моего… который не…) сегодня[306]; и

день рождения бабки-ежки

— в качестве празднования какового события Турок[307] (а) умоляет почтительно бабку-ежку пойти отовариться (б) вежливо испрашивает благоговеющего присутствия того самого выдающегося знаменитого посетителя, меня самого. И трубят, трубы! — и у полов свой — собственный способ выглядеть излишними-если-не-опасными и никогда еще я не видел ничего такого того и другого, как она: не то, поистине, как писари двигаются; но как кто-то, чья деревянная душа и вправду скребла, и вправду вощила, и вправду отмывала себя до такой истинно подпольной потрепанности, как могло бы заманить только поступь Иеговы (и даже это более чем сомнительно). Вглядываясь на сверхгладкий который-кого — с далеко более почтительного расстояния — я чувствую, что все, что было до сих пор сказано и спето в песне или рассказе о революции в России, равно вздору. Чувствую, что Россия не была давным-давно (и в какие времена!) каким-то количеством раболепных крестьян под управлением самовластной куклы — Россия была каким-то количеством царей, столь совершенно столь присуще и столь естественно царских, что (с одним незначительным исключением — «Царем») они действительно прикрывались маской смиреннейших рабов, чтобы свет их царственности не ослепил глупый мир. Но глупый мир более глуп, чем может предполагать царственность. И то, что было неверно названо Русской революцией, — это ведь еще более глупая чем принято считать, мировая пытка над естественным, над присущим, над совершенным и над царством; пытка, вызванная низостью и завистью и ненавистью и желанием раба заменить царственное инкогнито смиренности плебейским показным равенством… так размышляет наш (по счастью несведущий в «истории» и «экономике») К товарищ, он же peesahtel, он же tovarich, он же hoodozhnik, он же Поэтес[308]

<…>

катится с Когеном, с Коном[309] шатается, почтовое отделение ИНТУРИСТА… но менее чем шатается (менее чем катится) Каммингс с Кем-мин-кзом[310]. «Давай» катясь-шатаясь Каммингс умоляет «давай заберем наш билет!» — «Кокой белед» вопрошает Кем-мин-кз. «Наш билет в мир». — «Миррр?» (кажется, товарищ Кем-мин-кз не понимает; это все, что его трезвый друг может, чтобы выйти из ступора пока «миррр?» пьяный шатункатун повторяет с недоверием). — «Ну да: мы уезжаем отсюда». — «Мыезжаем?» — «Отсюда» терпеливо «из ада. В мир». — «Харашо» ненормально выпрямляясь «ну я че-та не верррю в эта»