Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

Роман вышел спустя 5 лет, в 1922 году, почти в одно время с двумя другими вершинами англоязычного модернизма — «Улиссом» Дж. Джойса и «Бесплодной землей» Т. С. Элиота. С первым Каммингс имел возможность познакомиться еще раньше, на страницах журнала «Литтл Ревью» (Little Review), в котором «Улисс» выходил отдельными главами в течение 1918 года. Находясь во французском заточении, он пролистывал и его «Портрет художника в юности», подпитывая собственные литературные опыты джойсовской языковой магмой. Теперь он пишет эссе об «Улиссе» (не сохранилось) и осваивает технику внутреннего монолога в романе. К «Бесплодной земле» Элиота — бывшего товарища по студенческой скамье — отношение было весьма сдержанным, хотя Каммингс высоко ценил его первый стихотворный сборник «Пруфрок и другие наблюдения», взяв его с собой в тюрьму Ферте-Масе.

Суперобложка первого издания романа «Громадная камера» (Нью-Йорк, 1922)

«Громадная камера», как казалось многим, сходна с «Улиссом» своей нелинейностью повествования, неконвенциональностью стиля, многоязычием (французские фразы перемежаются с английскими), внутренним монологом и «потоком сознания». Однако, роман Каммингса во многом более лиричен — в нем описывается личный опыт автора и только он. В центре его эстетики — авторское Я писателя, вокруг которого вращаются все другие сферы действительности. Интеллектуализму Джойса здесь противостоит сенсуализм чувствующего Я. Восприятие событий пропущено через глаза, уши и чувство героя — то есть самого Каммингса.

Э. Э. Каммингс в Париже. Фотография 1923 г.

Индивидуальность, превосходство индивидуума над человеческой массой — центральная тема «Громадной камеры». Она же возникнет с еще большей силой в его втором автобиографическом опусе — романе-травелоге «ЭЙМИ». В обоих романах — речь о запертых пространствах (чудовищной тюремной камере и целой затворенной стране). В центре обоих опытов — вопрос об идентичности художника в обществе, где затыкают рот (shut up), запирают двери (shut doors) и вынуждают к коллективному конформизму. Поэтика романов Каммингса строится вокруг противопоставления «самоидентичности» и «идентичности в обществе». Эти поиски самого себя в тюремной массе, так же, как и в советской массе, совершаются как будто в башне подобной Вавилонской, с ее преодолеваемым многоязычием и тщетным стремлением к унификации. При всей серьезности и мрачности выбираемых Каммингсом тем, его излюбленный прием — смех и гротеск. Поиск идентичности совершается не через долгие философские отступления, а через зашифрованную языковую игру и сжатый, словно в телеграмме, язык.

Обложка первой поэтической книги Э. Э. Каммингса «Тюльпаны и дымоходы» (Нью-Йорк, 1923)

Публикация первой прозы Каммингса вызвала восторженные отзывы — помимо друзей-писателей, ее превозносили Э. Хемингуэй, Ф. С. Фитцджеральд, Г. Стайн. На волне этого успеха в 1923 г. была воспринята и первая поэтическая его книга — «Тюльпаны и дымоходы» (Tulips and Chimneys). Название сборника вызывало скрытые сексуальные аллюзии, а сами тексты изобиловали всевозможными экспериментами с формой, стихом, типографикой, пунктуацией и грамматикой. Впрочем, самые экспериментальные стихи и открыто эротические фрагменты были удалены издателем Зельцером, который от страха, что его издательский дом закроют, опубликовал меньше половины оригинала рукописи Каммингса[5]. Следующую книгу «&» 1925 года ему пришлось печатать самостоятельно, без издательства. Несмотря на это, за первыми поэтическими сборниками вскоре последовали другие — «XLI стихотворений» (1925), «Есть 5» (1926), «ВиВа» (1931) и др. Большой успех имела его пьеса «Он, или Ему» 1927 года, предвосхищавшая последующий театр абсурда С. Беккета, Д. Хармса, Б. Брехта[6].

Суперобложка второго издания романа «Громадная камера» (Нью-Йорк, 1934)