Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

Можно, в некоторой степени, сравнить этот процесс постоянного переименования одного и того же персонажа или предмета с приемом «аватаров» Джойса в романе «Поминки по Финнегану» (1939). Персонаж здесь не остается самим собой, а все время перевоплощается в других: «Маски, метафоризируя реалии путешествия, создают иную реальность и намекают на то, что рассказ идет не только о “здесь и сейчас”, но и о чем-то ином»[40]. Метафоризация на всех уровнях текста принимает в «ЭЙМИ» гибридный характер, совмещая в рамках одного нарратива множество точек зрения на окружающую действительность.

Согласно классическому определению М. Бахтина, гибридизация создается в результате «смешения двух социальных языков в пределах одного высказывания, встречи на арене этого высказывания двух разных, разделенных эпохой или социальной дифференциацией (или и тем и другим) языковых сознаний»[41]. В этом смысле роман Э. Э. Каммингса показательно гибриден и в том, что в нем скрещиваются два противоборствующих языковых сознания — индивидуалистическое авторское (каммингсовское) и коллективистическое советское, представленное новоязом ранней советской эпохи. Причем такое скрещение часто здесь происходит буквально в пределах одного высказывания — автор дает реплику кого-либо из советских граждан, встречающихся на его пути, и тут же саркастически обыгрывает ее абсурдность в своем комментарии.

Г. Клуцис. Выше знамя Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина! Плакат. 1933; 1936. Один из самых тиражных плакатов, в 1936-1937 гг. изданный на 15-ти языках народов СССР

Наибольший интерес в плане гибридности представляет многоязычие и гетероглоссия «ЭЙМИ». Автор снабжает его вставками из различных языков — русского, французского, немецкого, итальянского, польского, турецкого, греческого, латыни. Делается это с двойной функцией. Во-первых, чтобы документально передать те диалоги, которые реально имели место в его общении на разных языках в среде иностранцев и русских в России, и во-вторых, с целью межъязыковой игры и каламбуров. В этом последнем отношении можно еще раз упомянуть сходство романа с «Поминками по Финнегану» Дж. Джойса. И хотя формально его нельзя не заметить, все же различия в использовании слов-гибридов у двух авторов есть — у Джойса ироническое многоязычие направлено на осмеяние всего человеческого языка. Его гибридизация семиотична, по замечанию У. Эко, т.е. автор скрещивает зрительные и звуковые образы, принадлежащие к разным семиотическим системам и идиоэтническим языкам[42]. У Каммингса нет свойственного Джойсу универсализма и панлингвизма — его языковые гибриды служат художественной задаче пародирования языковой ситуации, существовавшей в Советском Союзе начала 30-х гг. И весь юмор создается на игре советских штампов с иноязычными фразами. Смешное рождается здесь из смешения реплик иностранцев и лозунгов советского времени.

Первая полоса газеты «Правда» от 14 марта 1933 г., с фотомонтажом Г. Клуциса «Выше знамя Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина!»

В «Громадной камере» Каммингс уже активно использовал многоязычные вставки. Как знаток нескольких языков, он проявляет интерес к многоязычию, которое его окружает. Сокамерники встречают его криками, по его подсчетам, на одиннадцати языках, а камера от этого становится огромным, чудовищным вместилищем языков. В тюрьме он получает первый опыт «вавилонского» скопления и сгущения языков. В еще более «громадной камере», в которой он оказался, спустившись в Советскую преисподнюю, гул многоязычья одолевает его с еще большей силой.

М. Доброковский. Обложка журнала «Даёшь» (1929, №7). Замечательный художник Мечислав Доброковский, товарищ Велимира Хлебникова по «Иранскому походу» Красной армии (1921) будет расстрелян в 1938-м, по обвинению в причастности к «контрреволюционной шпионско-террористической польской организации»