Приключения Мишки Мочалкина

— Ты как мог покинуть пост? — накинулся на него Сема.

— А почему все я да я! — независимо заявил часовой. — Есть и помладше меня! Только не знаю, куда он делся!

— Тебе был приказ?

— Подумаешь! Я, может, тоже хочу тут быть! Они — тут, а я — стой… Я что, рыжий?

— Борис! — скомандовал Сема. — Смени его!

Но и Борис не проявил никакого желания стать на пост.

— Я тоже не рыжий! Будет тебе полковник за лейтенанта стоять…

— Кто доброволец?

Добровольцев не нашлось.

— Если хочешь, сам становись! — сказал Семе старший лейтенант.

— Да где же видно, чтоб командующий стоял на посту, — оторопел Сема.

Но старший лейтенант взбунтовался не на шутку:

— Подумаешь — командующий! Ничего — постоишь… расхвалился своим ревматизмом чепуховым! Вот у него, — он показал на Володьку, — ревматизм!

— Ага! — вскипел Сема. — Тебе, значит, уже и ревматизм мой не нравится? Очень хорошо! Окончательно распустился. Пост бросил, да еще чужой ревматизм критикует! Сдай оружие!

— Подумаешь! На! — И сняв через голову деревянное ружье, старший лейтенант бросил его на землю.

— И ступай отсюда!

— Ну, это — шиш тебе! Я могу где хочу гулять! Сейчас я хочу гулять здесь. И буду!

— Если ты моего брата прогоняешь, — обратился к Семе еще один из подчиненных, — то и я демобилизуюсь…

В это время из кустов вышел рядовой солдат Меркушка. За ним плелся Люлик. У обоих вид был помятый и заплаканный.

— Ты где был? — набросился на Меркушку Сема.

— Ходили вон с ним, — Меркушка показал на Люлика, — драться…

— Ну и кто кого?

— Никто никого…

— Иди стань на пост. Следи внимательно, чтоб не подкрались чулки…

Меркушка браво козырнул и пошел на пост, то и дело оглядываясь на Люлика и грозя ему кулаком.

Старший лейтенант поднял винтовку и как ни в чем не бывало обратился к Володьке:

— Хорошо тут? Хочешь, поедем во-он к той березе, что там белеется?..

Роща была совсем крошечная, и за короткое время они изъездили ее почти всю.

Почетная охрана неотступно следовала за Володькой, наперебой исполняя его желание: срывали цветы, приносили бабочек и мух, наклоняли к нему ветки, ковырялись в дуплах, а когда над коляской принялся кружиться с какими-то подозрительными целями шмель, орда в пять человек с криками гнала его через всю рощу до самого луга!

Один только командующий Сема был не в духе: подчиненные перестали обращать на него внимание, а когда он выбрал подходящий момент, чтобы побеседовать с Володькой насчет разных болезней, майор Петров больно толкнул его дулом ружья в бок и зашипел:

— Брось… Нашел разговор!.. Ему это уже опротивело… Имей же совесть…

Зато остальные чувствовали себя прекрасно, и когда Володьке настало время ехать домой обедать, часть метизов самовольно отправилась его провожать — как они сказали, на случай, если нападет какая-нибудь бродячая банда лягушей.

Все опять улеглись под деревьями. Солдат Меркушка продолжал стоять на посту, потому что, кроме него, у метизов нижних чинов больше не было.

Хвостиков пошел домой — хоть ненадолго — показаться матери, а Мишка остался обедать с Володькой.

Во время обеда Мария Антоновна сидела у окошка, вязала платок и развлекала ребят разговорами:

— И был у нас в деревне тоже один калека… Но у того вместо ног культяпки… Сделали ему, значит, колодки особые, он мало-помалу и пополз… Калечное дело — ему что: побираться, милостыньку, Христа ради, просить… На первый день напросил он полмешка кусков всяких.

В это время во двор ворвался ее сын Глеб и отчаянным голосом закричал:

— Мама! Скорей! Рыжий индюшонка потащил!

— Ах он…

И толстая Мария Антоновна, бросив платок, убежала так быстро, что Мишка удивился:

— Вот так бегает!..

А Володька сказал:

— Давай и мы убежим! А то надоела своими разговорами: калечина-малечина, простои до вечера…

— Давай!

— Постой, я сейчас записку ей напишу! Дай-ка вон бумажку и карандаш…

Володька написал: «Ушел прогуляться, к вечеру приду», — и засмеялся:

— Пусть подумает, будто я выздоровел и пошел гулять… А тележку просто так с собой покатил… Давай быстрей меня вывози, пока она не вернулась!

Когда от Володькиной дачи отъехали уже далеко, ребята наткнулись на Хвостикова. Он сидел на земле и задумчиво смотрел куда-то поверх крыш. Вид у него был здорово огорченный.

— Ты зачем индюшонка таскал? — приветствовал его Володька.

— А вы уже знаете? — самодовольно вскинул голову Хвостиков. — Быстро обо мне разносится слава! До чего бдительный этот Глеб! Второй раз не дает мне закончить опыт… Я нарочно выбрал время, когда она вас обедом кормит, чтоб одно дело проверить… Говорят, если по полу провести мелом черту, взять курицу за клюв и к этой черте клюзом приложить… она так и будет голову держать — думать, что за клюв привязана… А индюшата для этого годятся — вот вопрос? Интересная птица! Но я их все-таки доконаю! А вы куда?

— А верно, куда мы? — спросил Мишка.

Володька подумал и решил:

— Знаете что? Поедемте на пруд! Ведь тут есть пруд?

— Есть-то есть, — нерешительно сказал Хвостиков, — да только он чулков, лягушиный, вернее…

— Ну и что?

— Они не любят, чтоб туда ходили… Но Мишка его успокоил:

— Мы же — не для себя, а Володьку повезем… И Хвостиков согласился: