Приют горной девы (СИ)

Тонкой струной натянулась гнетущая тишина. «Ой-ёй-ёй, — девушка сжала часы на груди, прикосновение к ним успокаивало. — Неужели сейчас всё откроется?»

— Ну, так что?

Она боролась между желаниями броситься вниз по лестнице и дослушать разговор до конца. «Если Жак решит выстрелить в Луи, я не успею добежать. Но он ведь не будет делать это прямо на кухне? Надо их как-то остановить…»

— Это несколько неожиданно, — он прокашлялся и говорил осторожно, будто проверяя почву у себя под ногами. — С какой стати вам звать в сопротивление меня, едва знакомого вам человека? Может, я и оружия в руках никогда не держал.

— Во-первых, как я уже сказал, нам не хватает людей, во-вторых, я доверяю Азмарии, а в третьих, — он сделал многозначительную паузу, — я уверен, что знаю, кто вы.

Девушка молитвенно сложила руки, взывая к небесам о защите и спасении.

— Согласен, — отчётливо произнёс Луи.

***

Сопротивление готовилось к битве с немцами. По плану Жака, французы должны были напасть первыми: «Тогда на нашей стороне будет преимущество внезапности».

До наступления оставалась неделя, и Луи тренировался вместе с другими солдатами под открытым небом Альп. Девушка иногда приходила посмотреть на их тренировки, но делала это тайком, чтобы никого не смутить и ненароком не рассердить Жака.

Она пряталась за ёлками и стояла тихо-тихо, почти не шевелясь. Малейший шорох мог привлечь к ней ненужное внимание, а то и стоить жизни. Напряжённые, истощённые вечной тревогой люди предпочитали стрелять, а потом уже спрашивать.

Холодный воздух проникал под одежду, продувая крошечное пространство между тканью и телом, пальцы на ногах превращались в один пульсирующий сгусток, но Азмария продолжала смотреть широко раскрытыми глазами, как солдаты бегают по колено в снегу, стреляют по мишеням, валят друг друга на снег в учебной борьбе, а между ними ходит прямой и суровый Жак и короткой, хриплой очередью отдаёт приказы.

Луи умело держал ружьё и почти всегда попадал в цель. Жак хвалил его, но он не выглядел радостным. Немец смотрел куда угодно: себе под ноги, на лес, в высоту, но не на окружающих его людей. Их он будто не хотел видеть. Его взгляд проходил сквозь них или же падал так, словно это были предметы. Почему-то Азмарии становилось больно от этого.

Помимо Жака в отряде сопротивления был ещё один человек, с которым она общалась. Его звали Пьер. Щуплый и невысокого роста, с мягкими каштановыми волосами, которые словно взбили венчиком, он, как и девушка, выглядел младше своих лет.

Их объединяла связь с церковью. Пьер учился на священника в одном из городов Франции, но, когда приехал домой в Альпы на рождественские праздники, узнал о формировании сопротивления и решил к нему присоединиться. «Я понял, что моя Родина в опасности, и не смог оставаться в стороне».

К Азмарии, по его собственным словам, он приходил в поисках духовного общения. Они говорили о религии, музыке, в которой он тоже кое-что понимал, иногда вместе молились.

В отличие от Луи, дела с оружием у него не ладились. Девушка с улыбкой наблюдала за тем, как он пытался вставить патроны в магазин, а они упорно выскальзывали из его пальцев.

Подул ветер, и снег с ветки шлёпнулся на голову Азмарии. Вместо шапки на ней был тёплый платок, но часть снаряда попала на чёлку и начала таять. «Видимо, пора домой. Так окончательно замёрзнуть можно».

Часа через два вернулся Луи, с ним пришёл и Пьер.

— Здравствуй-здравствуй, Азмария, — француз пожал ей руку. — И тебе привет, Аншель, — мальчик важно кивнул. — Рад видеть вас в добром здравии, но, право слово, лучше бы уехали в более безопасное место. Наш командир что-то говорил по этому поводу?

— Жак сказал, что уехать теперь нельзя. Если только пешком дойти до городка, где есть железная дорога, но нужен провожатый. Он в день битвы обещает отправить с нами кого-то из своих людей.

— Скверно, скверно, — шмыгнул носом Пьер и снял куртку. — Но в чём-то я его понимаю: день битвы приближается, а некоторые ребята до сих пор плохо стреляют. С другой стороны, подвергать вас такой опасности…

— Я вот тоже не понимаю, зачем ждать дня битвы, — вступил в разговор Луи.

Он успел избавиться от уличной одежды и мрачной, серой скалой возвышался посреди коридора.

— Я попробую уговорить его решить этот вопрос пораньше, — продолжил будущий священник. — Правда, он меня недолюбливает. Боится, что я не справлюсь в настоящем бою. Всё-таки убийство – грех, а там мне придётся убивать. Но ради Родины я готов и на это. Правда, не знаю, смогу ли я после этого быть священником.

«Интересно, что бы сказала Розетта, доживи она до этого времени, когда убийство на войне стало нормой?» — грустно подумала Азмария, а вслух сказала совсем другое:

— Не беспокойтесь о нас с Аншелем. Я уверена: Бог всё управит. Быть может, он хочет испытать нашу веру.

— Что-то он слишком любит всех испытывать, — буркнул немец.

— Вы хотите сказать, что Бог несправедлив? — оживился Пьер.

В его васильковых глазах вспыхнуло предвкушение богословского спора. Девушке было хорошо знакомо это выражение, и она поспешно сказала: