«37-й стрелковый корпус обороняется на фронте м. Почаюв-Новы, Подкамень, Золочев. 8-му механизированному корпусу отойти за линию пехоты 37-го стрелкового корпуса и усилить ее боевой порядок своими огневыми средствами. Выход начать немедленно».
Итак, исхлестанная немецкой авиацией 12-я танковая дивизия к 24.00 26 июня уже была выведена из боя. Решение Т. А. Мишанина попросту осталось незамеченным, получалось, что он просто упредил следующий приказ штаба фронта. В противном случае он рисковал оказаться под следствием, подобно расстрелянному командиру 14-го мехкорпуса Оборину.
Получив новый приказ, Рябышев незамедлительно отдает распоряжения подчиненным ему соединениям:
«34-й танковой дивизии выйти из боя и, двигаясь по маршруту Червоноармейск, м. Почаюв-Новы, сосредоточиться в районе юго-восточнее м. Почаюв-Новы.
12-й танковой и 7-й мотострелковой дивизиям, двигаясь по маршруту Броды, Подкамень, сосредоточиться южнее и юго-восточнее Подкамень».
Заметим, что слова о выводе из боя присутствуют только в отношении 34-й танковой дивизии. Относительно двух других дивизий есть только указание о маршруте движения. Впоследствии в своих воспоминаниях Рябышев несколько подкорректировал ход и хронологию событий, чтобы задрапировать отвод дивизии Мишанина. Для этого ему пришлось сдвинуть приезд Панюхова на 4 часа утра, на полтора часа относительно действительного времени, указанного им в отчете июля 1941 г. Далее комкор в своих мемуарах написал:
«Теперь меня волновал один вопрос: успеем ли мы довести этот приказ войскам до перехода их в наступление. Если они начнут бой, тогда будет очень трудно в светлое время выполнить приказ командующего. Надо было спешить… Все, что зависело от штаба корпуса, было сделано. 7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии успели получить приказ до начала наступления. А 34-я танковая дивизия уже атаковала врага севернее Берестечко, и ее выход из боя задержался на два с половиной часа»[485].
Ни о каком переходе в наступление посередине ночи не могло быть и речи. Кроме того, чаще всего контрудары начинались около 9.00 утра. Поэтому времени на оповещение было более чем достаточно. Разница была только в том, что 12-я танковая дивизия уже выстроилась в маршевые колонны. В две другие дивизии после приезда Панюхова были отправлены делегаты связи. Что интересно, в отчетных документах 34-й танковой дивизии отсутствуют упоминания о каких-либо приказах на вывод из боя в ночные часы 27 июня. Если делегаты добрались до штаба Васильева, то отход не успел начаться до получения следующего приказа. Напротив, уже сформированные маршевые колонны подразделений 12-й танковой дивизии сразу же направились в район населенного пункта Подкамень, южнее Брод.
Колонна немецкой танковой дивизии на марше. Украина, лето 1941 г.
Пока 12-я танковая дивизия уходит с поля битвы, попробуем разобраться, чем было вызвано резкое изменение стратегии фронтового командования. Конечно, нельзя сказать, что 8-му механизированному корпусу удалось добиться каких-то выдающихся результатов. К Берестечко корпус прорываться не смог. Вместе с тем, как видно из процитированных выше документов противника, дивизиям Рябышева удалось создать локальный кризис. Однако в оперативной сводке штаба Юго-Западного фронта от 20.00 26 июня результат боя описан просто уничижительно:
«8-й механизированный корпус в 9.00 26.6.41 г. нерешительно атаковал механизированные части противника из района Броды в направлении Берестечко и, не имея достаточной поддержки авиацией и со стороны соседа слева – 15-го механизированного корпуса, остановлен противником в исходном для атаки районе».
Досталось в оперсводке и корпусу Карпезо: «15-й механизированный корпус, действуя так же нерешительно, не выполнил приказа на атаку. К 9.00 26.6.41 г. (начало атаки механизированных корпусов) еще не был сосредоточен в исходном районе». Эти слова справедливы, но лишь отчасти.
Что же случилось? В мемуарах И. X. Баграмяна (точнее, в воспоминаниях Ивана Христофоровича, подвергнутых безжалостной «литературной обработке» с добавлением диалогов, которые никто спустя несколько лет помнить не может) это подается как отказ от стратегии контрударов мехкорпусами в пользу построения «упорной обороны» стрелковыми корпусами.