Приговор приведен в исполнение...

И вот я в Скобелеве. О!.. как же я внимательно изучал кадровых офицеров, их замашки. Прежде всего — внешний вид. И я всегда был чисто выбрит, подтянут. Уже близились февральские дни, и поэтому я взял за правило быть для солдат отцом-командиром. Но и панибратства не допускал. Однажды на занятия по строевой подготовке прибыл начальник гарнизона генерал-майор Полонский. Сама судьба мне его привела. Я доложил ему с таким гвардейским шиком, так четко провел занятия, что генерал чуть было не прослезился. «Вот каких молодцов мне надобно!» — пробасил генерал, с чувством пожимая мне руку. И он командировал меня в ташкентскую школу прапорщиков курсовым командиром.

А мне было смешно. Если бы он знал, что я за «молодец»!

Генерал полюбил меня. Вскоре пришел посмотреть на занятия по подготовке новобранцев штыковому бою. Это был мой триумф. Солдаты кололи чучела с яростью отчаяния. Знал я, что генерал наш с душком суворовского либерализма. Поэтому, закончив учение, на его глазах скомандовал:

— Взвод, вольно! И тут же, не по-уставному: Братцы, перекур!

Гремела, друг мой, война. Истекала кровью наша армия, противостоящая до зубов вооруженным корпусам Вильгельма Второго. А я все еще находился в глубоком тылу. В аттестации, подписанной самим генералом, было записано: «Ревностным служением заслужил право командовать ротой».

Осипов выпил еще, подмигнул своему двойнику, и отражение ему подмигнуло.

— Итак, я снова попал в школу прапорщиков, но уже в другой роли... Подается команда: «Смирно! Под знамя слушай, на караул!» Начальник школы полковник Савицкий произносит напутственную речь:

— Господа юнкера!.. Отныне вы вошли в лоно, откуда дальнейший ваш путь — туда, где сражаются наши доблестные армейские корпуса. Они ждут вас для того, чтобы вы подняли их в бой за Веру, Царя и Отечество!..

Я слушал полковника, не очень-то вдумываясь в смысл его речи. Я любовался его погонами с двумя просветами. Любовался аксельбантами командира запасной стрелковой бригады генерал-майора фон цур Миллена.

Опьяневший предатель прилег на софу, как раз напротив трюмо, и продолжал «беседу»:

— Я буквально лез из кожи, всячески подчеркивая свою военную косточку. «Ел глазами начальство» — полковника Савицкого, своего непосредственного начальника капитана Фролова. Даже в отхожее место ходил чуть ли не строевым шагом. В общем преуспел: получил должность помощника адъютанта при начальнике Скобелевского гарнизона. А начальник — тот же генерал Полонский!.. Я рвался к власти. Но еще даже не предполагал, куда, на какие высоты вознесет меня судьба!..

Отражение Осипова взмахнуло рукой, опрокинув пустую бутылку, потянулось к другой...

— Так... Люблю собеседников — таких, как ты... И вдруг бабахнула Февральская революция. Я понял: вот она, фортуна. Задрипанный Керенский взлетел словно на крыльях. А я?! Я первым сорвал портрет царя в кабинете моего генерала, и тот не пикнул. Стал произносить речи. Смысл один: «Довольно! Попили нашей кровушки!..»

Генерал Полонский изумился, но не перечил. И даже когда я на очередном митинге провозгласил: «Долой царского сатрапа генерала Полонского! Да здравствует Временное правительство!» — он тоже не удивился. Сказал доверительно: «А вы из молодых, да ранний. Вы себя еще покажете, прапорщик Осипов». Я браво ответил: «Рад стараться, господин генерал!» Я сказал бы ему и «ваше высокопревосходительство», но уже были отменены эти обращения. А через несколько дней солдаты избрали меня членом гарнизонного Совета солдатских депутатов... Давай еще выпьем, дружище!.. Так... Во время корниловщины я сперва притих. Однако, уловив общее настроение солдат, поняв гибельность корниловщины, выступил с лозунгом: «Долой диктатора-монархиста!»

Когда же грянули Октябрьские дни, объявился большевиком. Партия эта крепкая, монолитная. Я сразу понял. Только с ней!.. А уж пробиться в люди — дело техники. Не так много у большевиков людей с гимназическим образованием и военной подготовкой.

Все идет прекрасно. Только вот Елизавета Муфельдт... Потаскуха проклятая! Бешеная. Может, позвонить?..

Он покрутил ручку телефона. Елизавета не отвечала.

«К кому же она сейчас перекинулась? — с неудовольствием и внутренним успокоением подумал Осипов. — Впрочем, какое мне дело! Мы пьем на улице сельтерскую, не размышляя, кто пил перед нами из этого же стакана».

Он потихоньку засыпал на софе. И ему виделось внутренним оком будущее: Туркестанская республика, взращенная майором Бейли и целым аппаратом разведчиков. Он, Осипов, сперва военный министр, а затем — диктатор. И уже не республика. Монолит!

Отражение в зеркале потянулось за бутылкой.

Осипов рассмеялся. Погрозил пальцем своему «альтер эго». И оно погрозило. Но они все же выпили. Прикончили и вторую бутылку.

— Спокойной ночи, милок, — сказал самому себе Осипов в трюмо.

Он спал без сновидений. Сон молодого, здорового человека.

Но не спал майор Бейли.