«Несколько дней назад Революционный трибунал рассмотрел еще одно дело по январскому мятежу.
На скамье подсудимых Маслов Константин, в прошлом милиционер... Он активно действовал в рядах белогвардейцев. Морально омерзительный тип, Маслов, запутавшись в связях с ярыми врагами, нашел потом пристанище у своих близких знакомых и тем самым потянул их за собой. В результате теперь перед судом предстали, кроме него, еще следующие лица сомнительной добропорядочности: Людмила Леонова (по бывшему мужу Ситняковская), Борис Иванов, Валерий Орлов, Ишан Ходжаев...»
Далее идет описание того, как Маслов во главе конного отряда мятежников пытался обмануть защитников уголовного розыска, знавших его как милиционера, и беспрепятственно ворваться в помещение угрозыска, чтобы истребить его защитников.
После подавления мятежа, сообщает газета, Маслов скрывался с помощью сидящих с ним на скамье подсудимых, которые знали о нем как об активном белогвардейце, но не сообщили органам Советской власти. С помощью Орлова он приобрел подложный просроченный паспорт на имя Власова. Другая сердобольная — Леонова, работавшая в старогородском отделении милиции, сделала продление этого паспорта задним числом. Бывший бай купец Ходжаев укрывал Маслова в своей пустующей даче. С помощью того же Орлова он проник в ряды Красной Армии под фамилией Власова и должен был выехать на Памир, но при попытке посетить тайно свою квартиру на улице Черняевской был опознан и задержан соседями.
...Обвинитель тов. Гриневич отказался от обвинения Иванова и Ходжаева, считая их вину недоказанной. В то же время тов. Гриневич подчеркнул, что Маслов по тяжести совершенного против Советской власти преступления заслуживает расстрела, но, учитывая его несовершеннолетие на день мятежа, просит учесть это...
После трехчасового заседания был оглашен приговор:
Маслов осужден к 10 годам с привлечением к общественным работам, Орлов к 5 годам, Леонова к 1 году с привлечением к труду. Ходжаев и Иванов, как социально вредные элементы, лишены прав на два года каждый.
Как видите, гипотетические мои читатели, Советская власть еще в те суровые годы, не имея еще уголовного кодекса, руководствовалась самыми гуманными принципами: несовершеннолетний преступник не может быть приговорен к смертной казни; человек, совершивший преступное деяние по неведению, не подлежит уголовному наказанию.
Примечателен и суд над Виктором Боттом, младшим братом адъютанта Осипова — Евгения Ботта. Как только из Коканда пришло сообщение о том, что Виктор Ботт в числе прочих мятежников захвачен в плен под Чимкентом, и, очевидно, скрывается под вымышленной фамилией, началась фильтрация пленных мятежников. Словесный портрет Виктора Ботта был весьма общ, скуден. И все же (между нами говоря, не без моей помощи), проверяя списки арестованных мятежников, работники угрозыска проявили смекалку и находчивость. Прежде всего, как я рекомендовал, отобрали из числа пленных двадцать человек, возраст коих совпадал с возрастом Ботта. Затем отсеяли небрюнетов, слишком высоких и чересчур низкорослых... И перед нами предстал предполагаемый Виктор Ботт. Пригласили трех свидетелей, знавших подозреваемого в лицо. Они подтвердили: он! Но сделано это было ловко. Свидетели опознавали Ботта в окно, когда он совершал положенную ему прогулку по двору. Ботт и не ведал, что его уже опознали, как говорят криминалисты, провели идентификацию.
И наконец — допрос.
— Ваше имя и фамилия?
— Александр Нестеров, — без запинки отвечает юный негодяй, которого уже много раз допрашивали и в Чимкенте, и в Ташкенте.
— Профессия?
— Был проводником товарных вагонов.
— В мятеже участвовали?
— О господи!.. Сколько можно одно и то же!.. Нет, нет... Не участвовал!
— Почему же тогда вас арестовали?
— По ошибке. Все бросились бежать, и я испугался, побежал. Меня и поймали.
— Отчего же так? — усмехнулся Аракелов, проводивший допрос. — Бежали преступники. Город не обезлюдел, значит, бежали только преступники.
— Я не преступник! — истерично взвизгнул Ботт-младший. — Я требую меня освободить, я!..
— Может быть, вы желаете познакомиться с одной симпатичной барышней? — спросил Аракелов невинным голоском.
— Какой еще барышней? — огрызнулся преступник. — Мне сейчас не до амурных дел.