Причуды любви

Париж поставляет «персонал» во многие бордели мира. Некий знаток этого вопроса утверждает, что, начиная от Кубы до Гонконга, нет ни одного дома терпимости, где не нашлось бы парижанки. И наоборот, во французских борделях обязательно есть хоть по одной негритянке и еврейке. Объяснение этому факту следует искать в колониальных устремлениях Франции и «деле Дрейфуса». Подобно тому как итальянские публичные дома не обходятся без жительниц Болоньи или Феррары.

У итальянцев, пожалуй, в этой сфере есть приоритет. Еще в пятнадцатом веке, на Сицилии, ввиду повышенного спроса принц Альфонсо Арагонский высочайше дозволил открыть «дом для удовлетворения гнусной похоти» (определение принадлежит социалисту Феличе Каваллони). С тех самых пор обязательно находятся люди, объявляющие бордель «средством социальной защиты». Однако же тут надо учитывать и нравы, обычаи. Супружеские отношения всегда были у нас чересчур целомудренны и скучны. Вспомните безутешного героя «Гепарда» у Томази ди Лампедузы: «Я пока что мужчина в самом соку, так может ли меня взволновать женщина, которая перед каждым объятием крестится, а в самый ответственный момент беспрестанно повторяет «О Святая Дева Мария!». Когда мы поженились, ей было шестнадцать, и я еще мог не обращать на это внимания, но теперь… Она мне родила семерых детей, семерых, а я в жизни не видел ее пупка. Разве это по-людски?»

Упомянутому институту посвятил свою книгу, вызвавшую скандальный судебный процесс, писатель Умберто Нотари. Он озаглавил ее «Те женщины», имея в виду под «теми» других, честных женщин. Героиня книги носит кличку «Бляшка», что на жаргоне обозначает жетоны, выдаваемые проституткам хозяйкой борделя за каждого обслуженного клиента. У подружек героини прозвища более возвышенные: «Кора, одетая как епископ на мессе», «Манон — ни дать ни взять жена дожа», «Тоска — настоящая валькирия».

«Нет ни одного мало-мальски уважаемого итальянского города, — заявляет лишенный предрассудков автор (кстати, суд не удовлетворил предъявленного ему иска в преступлении против нравственности и оправдал писателя), — где наряду с префектурой, пожарной командой и ломбардом не было бы оборудованного по всем правилам гигиены и укомплектованного высококвалифицированным персоналом дома терпимости».

Но в один прекрасный день все подобные заведения были закрыты, и знаменитый Индро Монтанелли написал по этому случаю эпитафию «Прощай, Ванда!». А Эннио Флайяно выразил свою скорбь в следующих немудреных строчках:

Где Лиана, где ты, Марилу?
Где искать мне Фатиму и Лею?
Где Шехерезада, где Бижу,
что была любовницей моею?
Их следы теряются вдали,
где-то меж Ровиго и Феррарой.
Неужель и на краю земли
не увижусь я с подружкой старой?

Публичные женщины, которых так любил Мопассан (и было за что!), уступили место более современным call girls и автомобильным проституткам, а на смену домам свиданий пришли гостиницы. В одном из уцелевших борделей Невады я как-то увидел на стене такую грустную сентенцию: «Прежде воздух был чистым, а секс грязным, теперь все наоборот».

По выражению редактора сатирического журнала «Панч» Мэлколма Магериджа, «секс в Америке стал чем-то вроде наваждения»: его превозносят, демонстрируют на экране, сегодня царит один секс-символ, скажем Джин Харлоу, завтра — Мэрилин Монро. Если же по каким-либо причинам (отсутствие подходящего типа, переменчивые вкусы) пропагандировать идеал целиком становится невыгодно, тогда рекламируют грудь Джейн Рассел, фигуру Мэри Мак-Дональд или ноги Эйнджи Дикинсон.

Даже в детских комиксах нередко фигурируют девушки с вызывающими бедрами и мощной грудью, не говоря уже о книжно-журнальной продукции для взрослых. К примеру, авторам детективов теперь, видно, недостаточно хорошо закрученной интриги, чтобы держать читателя в напряжении. Они вынуждены приспосабливаться к требованиям аудитории, поэтому герой-супермен Микки Спилейна по ходу расследования преступлений отдает должное также виски и постели.

Католики, протестанты и атеисты пытаются по мере сил защищать мораль и приличия, но, похоже, без особого успеха. Порнография, извращения, садизм, о которых прежде и упоминать-то считалось недозволенным, уже не числятся среди пороков и принимают все более изощренные формы. Леди Чаттерлей выглядит скромной гимназисткой в сравнении с нынешними героинями.