Причина его одержимости

– Посмотри на меня! – Кир сжимает пальцы сильнее, вынуждая меня посмотреть на себя. Ага. Разбежалась. Уж лучше я со стыда провалюсь под пол. Упрямо отворачиваюсь, но и Кирилл не сдается. Действуя все настойчивее, он не оставляет мне ничего, кроме как подчиниться. Гляжу на него, широко распахнув глаза. Лицо потемневшее. Ресницы слиплись, волосы облепили голову…

– Отсосешь мне?

На секунду скашиваю взгляд на его поглаживающую член руку. Бесстыжий. Сглотнув, киваю.

– Продолжай на меня смотреть, когда будешь это делать.

Я киваю опять, но все ж, игнорируя нашу договоренность, на секунду зажмуриваюсь, чтобы как-то переварить это внутри себя. Одержимость в его глазах больше не пугает. Наоборот. Она манит меня, как одинокая лампочка – глупых мотыльков. Мир суживается до черных точек его зрачков. Разбухшая головка влажно касается губ. С тихим грудным стоном впускаю ее в рот. Кир с ходу, не щадя, погружается максимально глубоко и задает такой темп, что я начинаю сомневаться в том, что он вообще мне по зубам.

Неужели я в самом деле хотела так? До выступивших в уголках глаз слез? До горящих огнем от невозможности сделать следующий вдох легких? До матов, до стыдных, грязных слов, которыми он, в том числе, и меня зовет, топя нас в похоти?

Да. Именно…

Огонь в животе стекает по ноге раскаленной, как лава, смазкой.

Кира становится больше. Воздуха меньше. Он кончает мне в рот и сжимает руку на горле, чтобы чувствовать каждое мое глотательное движение. А после падает рядом и с жаром меня целует. Ко всем прочим своим недостаткам, мой псих еще и не из брезгливых.

ГЛАВА 15

На следующий день я просыпаюсь позже обычного. В комнате, несмотря на работающую систему климат-контроля, доминирует пряный аромат молодого самца, а вот его самого нет. Я это чувствую по отсутствию его все подчиняющей себе энергетики. Зато есть роза. Огромная кремовая роза, срезанная с клумбы у дома, и оттого, наверное, кажущаяся живой. Не то что ее голландские холеные сестры. Черт возьми, а Воржев-младший и впрямь романтик. Улыбаясь, как девчонка, веду пальцами по кремовым лепесткам, сохранившим на себе хрустальные капли росы. Вдыхаю аромат. Так-то запах Кирилла все перебивает, но если поднести полностью раскрытый бутон к носу – м-м-м-м. Моя улыбка становится шире. Счастье затапливает с головой. В блаженстве потягиваюсь. Натруженное ночным сексуальным марафоном тело ноет, лоно болезненно пульсирует, соски горят, но я не жалуюсь. Ученые не зря говорят, что к тридцати годам либидо женщин сильно увеличивается, тогда как мужское, напротив, потихоньку идет на спад. Природа здорово налажала в этом вопросе. И значит, мои отношения с сопляком вполне оправданы. Наши сексуальные потребности сейчас примерно на одном уровне.

«До чего ты докатилась, Воржева? Давай, оправдывай себя псевдонаучными теориями!» – нарушая идеальный сценарий моего лучшего за много лет утра, зудит в голове.

Настроение портится. Улыбка меркнет. Я со стоном переворачиваюсь на спину и, не давая своим сомнениям окончательно все испортить, снова и снова повторяю заученные аффирмации: «я не делаю ничего плохого», «я не делаю ничего плохого», «я не делаю ничего плохого». В конце концов, по факту так и есть! А все вопросы, которые у меня к себе появляются, и глупое чувство вины – лишь предрассудки, не позволяющие отпустить ситуацию. А еще боязнь повторить участь тех бедолаг, которым я шесть лет помогала.

Нехотя скатываюсь с кровати. Надо бы в душ. Дохожу до середины комнаты, оборачиваюсь и, закатив глаза от недовольства собственным поведением, возвращаюсь, чтобы сменить простыни. Не хочу, чтобы домработница догадалась, чем мы тут занимались. Это Виктор и Кир воспринимают персонал как запрограммированных на определенное действие роботов, в прошивке которых просто нет функции думать и осуждать. Мне же до такого уровня потребительского безобразия еще расти и расти. Я из тех людей, кто, идя на маникюр, делает маникюр дома. Ну не могу я, чтобы кто-то подчищал за мной грязь.

– Что ты делаешь? – доносится до меня из-за спины. Шуршание простыней поглотило и звук открывающейся двери, и шаги Кирилла.

– Меняю белье.

– Это я понял. Не понял, зачем ты отнимаешь хлеб у нашей домработницы.

Сдуваю упавшую на лицо прядь и оборачиваюсь, хмуро глядя на парня. Правда, долго хмуриться у меня не получается. Потому что в его руках поднос с накрытым на нем завтраком. Похоже, сопляк решил пройтись по всем избитым приемам сразу.

– Завтрак в постель, Кир? Серьезно?

– А что, с этим какие-то проблемы?

На языке вертятся глупые колкости. Хочется опять попенять ему возрастом, который подталкивает к таким заезженным подкатам. Но я глотаю готовые сорваться слова. Потому что вдруг понимаю – ничего пацанского в этом нет. Тут скорее мне не хватает зрелости – всего моего опыта не хватает, чтобы принимать ухаживания Кирилла достойно.

– Нет, – заставляю себя улыбнуться. – Просто неожиданно.