При загадочных обстоятельствах

От начальника РОВД Бирюков направился в прокуратуру. Там его тоже ждали новости. На последнем допросе следователю удалось вызвать Козаченко на откровенность, и тот показал, что в момент убийства Репьева Роза находилась в пасечной избушке. При ней заявился Барабанов и попросил налить ему трехлитровую банку меда. Репьев открыл флягу, которая стояла на телеге, и наполнил банку. Недолго о чем-то поговорив с пасечником, Барабанов завязал банку в хозяйственную сетку и пошел по направлению к старому тракту. Репьев, заглянув в избушку, сказал Розе, что сейчас принесет «сотовую рамку из настоящего воска, а не из синтетического». Взяв Левкин нож и чашку, пошел к ульям. Минут через десять Роза через окошко увидела, как за редким березничком недалеко от пасеки остановилась мчавшаяся рысью подвода. От нее к пасеке пробежал мужчина в зеленом плаще, и почти у самой избушки раздался выстрел. Перепуганная Роза несколько минут ждала Репьева, но, видя, что тот не приходит, выскочила босиком за дверь — пасечник с окровавленной грудью лежал навзничь возле телеги. Позабыв о своих туфлях, Роза бросилась в Серебровку, однако, испугавшись обвинения в убийстве, не добежала до деревни и спряталась в лесу. Когда часам к одиннадцати, одумавшись, она прибежала к роднику, цыгане уже снялись с места, и Роза догнала их лишь на шоссе, где они пытались остановить попутные машины.

— Тут Козаченко и «поучил» сестру цыганским бичом, — доставая пачку «Беломора», закончил прокурор.

— Чего сам Козаченко испугался? — спросил Антон. — Почему он весь табор на ноги поднял?

Прокурор прикурил.

— Пока Козаченко искал угнанную лошадь, табор стихийно снялся. Цыганенок Ромка поднял панику. Тоже разыскивая лошадь, он после выстрела примчался к пасечной избушке. Увидел окровавленного пасечника и убегающую Розу, мальчишка стриганул в табор с криком: «Розка Гриню насмерть запорола!..» Цыгане все до единого дословно подтверждают показания Козаченко.

— Надо, Семен Трофимович, освободить его из-под стражи.

— Освободить не трудно, но подозрительно, чего Левка с Розой надумали улизнуть, если не чувствуют вины?

В разговор вмешался следователь Лимакин:

— Козаченко говорит, что они не первый раз пытаются порвать с табором. Любовь, дескать, у них.

— Конечно, Козаченко сегодня же освободим, — решил прокурор, — но Левку и Розу из числа подозреваемых, мне кажется, исключать рано.

— Каких-либо примет того мужчины, который подбегал к пасеке, Роза не приметила? — спросил Антон.

— Только — зеленый плащ вроде солдатского. Мы пробовали за эту примету ухватиться, но такими плащами в районе с самой весны торгуют.

Лимакин усмехнулся:

— Даже у нас с Семеном Трофимовичем по такому плащу имеется.

— Да, да, — тоже с усмешкой подтвердил прокурор и обратился к Антону: — Хотя бы общую картину преступления представляешь?

— Предположительно… — Антон собрался с мыслями. — Серебровцы обычно добираются в райцентр электричкой от разъезда. Из Серебровки до Таежного, как правило, идут пешком — там близко. Мужчина в зеленом плаще считал, что Барабанов, отправляясь покупать машину, поступит так же, и с обрезом под полой ждал его на проселочной дороге возле березничка на взгорке, откуда просматривается вся панорама вплоть до Таежного. Однако Барабанов проехал мимо в кабине самосвала. Глядя вслед, мужчина отлично видел, как Еарабанов вылез из машины у пасеки и оттуда, уже с банкой меда, зашагал по старому тракту к Таежному. Догнать его можно было только на лошади, которую так кстати запряг Ромка…

— Зачем же он пасечника убил? — спросил прокурор.

— Может быть, чтобы взять у него Левкин нож, может, из других соображений… Короче, на цыганской лошади мужчина догнал Барабанова, предложил подвезти его и довез до ближайшего колка…

— Если он забрал у пасечника нож, почему обрез до самой Крутихи под полою тащил?

— По всей вероятности, опасался навести розыск на след Степана Екашева.

— Считаешь, Екашев — соучастник?

— Как показывает экспертиза, горло Репьева перерезано сапожным ножом, который мы изъяли у Екашева. У него же оказались и репьевские сапоги с портянками… Не могу лишь понять: зачем старик уже мертвому пасечнику перерезал горло, разул его и в березовый колок спрятал флягу с медом? — Антон посмотрел на следователя. — Петя, что Козаченко о Екашеве говорит?

— Ровным счетом ничего.

— А пасечник не предлагал цыганам купить у него старинный золотой крест?

Лимакин утвердительно кивнул:

— Предлагал. Сначала заломил две тысячи, потом до одной сбавил, но Козаченко все равно отказался.

Антон задумчиво побарабанил по столу пальцами. Спросил у прокурора:

— Не этот ли крест привел Екашева на пасеку?

Прокурор пожал плечами и вздохнул.

— Умрет не сегодня-завтра старик, и придется нам, пожалуй, не только на кресте крест поставить.

Глава 17