Служащих о нашем приходе предупредили, обслуживали в канцелярии сразу за тремя столами, очередь двигалась споро. Ребята, выходя из канцелярии, мне лично докладывали, что получили справки и подписывали машинным способом отпечатанные прошения о пособии и запрашивали работу.
В каждом заявлении значились отсутствие вредных привычек, твёрдое знание немецкого языка и хорошая физическая форма. В углу заявлений клерки писали: «сильные магические способности», будто для моих ребят не могли сразу напечатать. Германия странная страна.
Вот стояли мы в коридоре в очереди, я просто смотрел за ребятами, и входит в управу лейтенант Курт Ридер. Сразу подошёл ко мне, особо одобрил, что пацаны держатся возле меня и сказал, что майор ему приказал всё нам в городе показать.
— Тогда веди к проституткам, — проговорил я.
Он сказал, что сам не знает, где они, такой бедный и хороший семьянин, а нам после управы следует пройти в местный банк. Я подождал, когда все выйдут из кабинета, снова велел ребятам построиться в колонну по два, взяться за руки и попросил лейтенанта вести.
Заходим такие в двухэтажное здание и прямо в холле видим плакат, установленный ножками на полу и написанный по-русски:
«Русский сюда»! И стрелка указывает в закуток. Я вопросительно посмотрел на Курта, тот сказал, что в тех окошках поменяют нам рубли на марки. Я как командир пошёл первым.
Ну, один к четырнадцати ещё можно пережить, тем более что я поменял всего пять тысяч рублей. Я убрал в карманы семьдесят тысяч марок и отошёл от окошка.
Немцы придумали большие купюры, кончиком выглядывали и привлекали внимание бойцов. А мы даже не знаем, сколько тут стоит краюха хлеба! Я подозрительно воззрился на честное лицо Курта.
Он мне искренне улыбнулся и сказал:
— А теперь пойдём размещать вас на жительство. У вас хватает денег на приличные условия.
— Ну, веди, — проговорил я.
Всё равно даже немцы не смогут соврать магу, не надо просто поддаваться их обаянию. Тронулись всем отрядом колонной подвое, держась за руки. Первым, как обычно, решали вопрос со мной лично, чтобы парни знали, где искать командира.
Городок маленький, отошли от банка квартал, и Курт указал на большой одноэтажный дом с мансардой за низенькой каменной оградой.
— Вот отличный вариант для господина оберста! — сказал он.
Оберстом этот немец обзывал меня, трудновато им даётся простое русское слово «полковник». Не вдаваясь в тонкости, я его спросил:
— Откуда знаешь?
— Это дом моих родителей Карла и Клары Ридеров, — ответил тот с достоинством. — Очень приличные люди.
Отряд остался за оградой, для переговоров я позвал с собой пацанов своего экипажа. Курт постучал в калитку добротных деревянных ворот, выкрашенных в зелёный цвет.
Во дворе тоскливо завыла псина. Один я уже слишком для собачки, а тут пришли сразу четыре тотемных зверя. Глупые животные не видят разницы между нами и нашими тотемными покровителями.
Калитку открыл пожилой немец. Голова седая, лицо добродушное, улыбчивое, одет в клетчатую рубашку, рукава по локоть закатаны, синие штаны на помочах.
— Это ты, Курт, мой мальчик! — воскликнул немец баритоном. — Странно, что Франц тебя не узнал. Проходите, молодые люди!
А Франц это, наверное, здоровенная немецкая овчарка на цепи. Бедняга упал на брюхо и смотрел на нас полными собачьей грусти ореховыми глазами. Хоть перестал выть.
Дед провёл нас на веранду, представил своей хозяйке, полноватой женщине в годах, одетую в простое платье и с чепчиком на пепельных волосах. Нам сказали присаживаться к столу, но не предложили даже чаю.
Курт поведал, что мы русские военнопленные, а со вчерашнего дня туристы. Я вообще целый оберст. Вот мы ищем дом, чтобы остановиться, так, по мнению Курта, дом его родителей подойдёт лучше всего.
Карл важно покивал и сказал, что четыре отдельные койки у них найдутся. Только нельзя приглашать девушек. Карл долго служил в магистрате, и у них есть телефон, что очень важно для господина оберста.
Электричество вообще есть, а практически они уже забыли, когда его давали. Но мы люди военные, нам свет без особой надобности. Проживание вместе со стиркой и кормёжкой, как у хозяев, на всех будет стоить полторы тысячи марок в месяц…
Я в уме перевёл деньги по курсу четырнадцать к одному и решил, что цены вполне терпимые, я и в Гардарике платил за постой экипажа в среднем по сто рублей в месяц, если без чаевых.
— И я понимаю, что вы русские, — глубокомысленно проговорил Карл. — Но попрошу вас не пить дома водку и пьяными не приходить.
Мы хором заржали, Карл такой реакции даже слегка обиделся. Я ему объяснил, что немцы придумали много смешных для русских штампов, и наше повальное пьянство одно из самых распространенных заблуждений.
Карл проворчал, что только рад, если заблуждается. Он назвал номер телефона, а я заявил, что нас условия устраивают, вручил Карлу полторы тысячи марок и сказал Курту, что пора идти устраивать парней отряда.