Преждевременный контакт

— Но именно рассуждения о толпе подтолкнули меня к пересмотру математической модели контакта, — Губер резко махнул рукой. — Оказывается, даже с таким обществом как ваше контакт возможен, а в рабском поведении толпы скрыт ключ к нему. Мир рабов это беспрекословное подчинение, в основе которого лежит слепая вера. Удивительно, но именно вера способна заставить толпу разрушить её незыблемые устои. Именно вера — основа, как разрушения, так и созидания, как прогресса, так и упадка. Значит необходимо, чтобы толпа слепо поверила в Контакт. Не надо ничего объяснять, не надо апеллировать к её сознанию и логике. Достаточно заменить ей Бога.

— Хватит! — опять закричал Марк. — Молчать!

— Вот-вот, середнячок слишком боязлив, чтобы стать первым, — продолжал Губер, не обращая внимания на крики. — А есть ли тот, кто не побоится слепо поверить? И я нашёл ответ. Это тот, которому нечего терять. Из тех самых… без особого места жительства. Изгнанные социумом всегда являлись носителями новой веры. Такие поверят в Бога, в Дьявола, да хоть в сам Прогресс. Даже в распятого на кресте поверят если только…

Он остановился посреди кабинета, поднял голову, расправил плечи и произнёс:

— Я понял это благодаря Шмайсеру. Цепочка проста — чудо-вера-принятие. Если я покажу вам чудо, вы объявите меня Богом, низвергните своих вождей, проклянёте прежнюю веру, сожжёте святые книги, растопчете многовековые традиции, лишь бы снова прикоснуться к моим стопам. Вы повесите мою икону на стену и будете ей молиться, станете рассказывать близким о появлении нового мессии, напишете обо мне трактаты, построите храмы в мою честь. День, когда я покажу вам чудо, станет главным вашим праздником, и правнуки ваши будут восхвалять чудо, словно сами были свидетелями его. Каждый на этой планете… поверь, каждый верит лишь в чудо и больше ни во что. Вот она — константа человечества!

И устало опускаясь на стул, почти шепотом выдохнул:

— Будет тебе чудо, Марк.

* * *

Свет уличных фонарей разогнал густые вечерние сумерки.

Фигура Губера давно растворилась в потёмках, а Марк всё стоял у окна в темноте пропахшего табачным дымом кабинета и машинально закуривал неизвестно какую по счёту сигарету.

«И что мне с этим делать, — в который раз спрашивал сам себя, глубоко затягиваясь горьким дымом, — как с этим жить дальше? И не расскажешь никому. Не поверят. Примут за сумасшедшего. За юродивого. Полный абсурд. Рано и безнадежно. Но всё-таки…».

Там за окном в дрожащих от мартовского ветра темных лужах блестела луна. Марк оторвал взгляд от уличных луж и посмотрел вверх. Над соседним домом висел идеально круглый, огромный ярко-оранжевой шар. Начиналось первое весеннее полнолуние.

Время будто остановилось. Марк смотрел на луну, на вечный символ циклического обновления, и та представилась ему огромной оранжевой точкой, специально поставленной кем-то на черном бескрайнем полотне. Как знак завершения прежнего, и одновременно начала чего-то иного, ранее неведомого.

Он долго всматривался в безукоризненно чистый, усыпанный мириадами звёзд ночной небосвод и думал, что его жизнь теперь навсегда поделена на две части — до Контакта, и после него.

Глава 4

Привычке к ритуальному шестикилометровому пробегу — ежедневному атрибуту ещё с первого курса полицейской школы — за четыре года Роза не изменила ни разу. В мороз и в зной, в любом настроении и расположении духа утренняя пробежка дарила радость, чувство полета и ощущение лёгкости. Ей нравилась приятная усталость последнего круга, когда в каждой клетке фонтаном пульсирует обогащённая кислородом кровь, а в голове пусто и ясно. Сохраняя превосходную форму, Роза любила своё тело, которое отвечало ей взаимностью. Смуглая, будто загорелая кожа, без грамма жира, очерчивала красивые бугорки мышц, подчеркивая стройность осанки. Быстрые движения, крепкие ноги, сильные руки и неуёмная молодая энергия.

Полное имя Розалия не нравилось ей, и девушка предпочитала называть себя просто и кратко, как выстрел — Роза.