Прежде всего любовь

– Мне она не говорила, – равнодушно отвечает он. – Мы вообще не разговаривали.

– Ты же мне сообщишь, если будут новости? Когда они будут.

Он отвечает не сразу, и трех секунд мне хватает, чтобы разозлиться.

– Видимо, это «нет», – рявкаю я, – ну и хрен с тобой.

– Господи, Мер, успокойся.

– Успокоиться? Она убежала среди ночи, Гейб!

– Она уже взрослая девочка.

– Да. Она открыла мне свою страшную тайну, – я уверена, что Гейб все знает.

Он молчит.

– О смерти Дэниела, – поясняю я.

– Понятно.

– Понятно? И все? Это все, что ты можешь сказать о роли моей сестры в смерти моего брата?

– По-моему, ты несешь какую-то хрень, Мередит.

– Ты считаешь, что нужно было и дальше молчать?

– Нет, – отвечает он, – я рад, что она тебе все рассказала.

– С опозданием на пятнадцать лет, правда.

– Мне кажется, что никогда не бывает слишком поздно, – самодовольно и отвратительно спокойно говорит Гейб, – но это мне.

– Тебе легко говорить! – срываюсь я. – А если бы это твоего брата убили? И твоя сестра молчала бы об этом много лет?

– Может быть, я бы думал по-другому, – на секунду я почти успокаиваюсь, но потом он добавляет фальшивым тоном, – но от меня-то Джози ничего не скрывала.

– Ты о чем? – ору я в трубку.

– Как о чем, Мередит. Она мне все рассказала много лет назад. Исповедалась мне. Не тебе. И мне кажется, что у нее были для этого причины.

Я ищу ответ, а он продолжает:

– Может быть, ты перестанешь винить во всем Джози и посмотришь на себя?

– Ну ты и козел! – лицо у меня пылает.

– Да. Но я всегда был на стороне Джози. А про тебя такого не скажешь.

Я нажимаю на кнопку отбоя и кидаю телефон на стол. Руки у меня дрожат. Я падаю на диван и заливаюсь слезами. Я плачу так же долго и страшно, как после смерти Дэниела, как после расставания с Льюисом, хотя сейчас горе стало более сложным и многослойным. В какой-то момент слезы кончаются, но я продолжаю лежать на диване и обдумывать свою жизнь. Как я сюда попала? Я думаю об аварии. О браке с Ноланом. Обо всем, что было между этими двумя событиями. О сцене, о юридической школе, о родительских ожиданиях, о доме, который всегда оставался моим. Я думаю о Джози, о наших дурных нелепых отношениях. Может быть, Гейб прав? Может быть, это моя вина. Может, я зря на нее обижаюсь. Я думаю о ее теории о том, что все взаимосвязано, что все идет от той ночи в декабре, что все наши решения, мечты и ошибки в прошлом переплетены друг с другом. Мне хочется позвонить Нолану, маме, Эллен, Эми, даже отцу. Но – по разным причинам – я не хочу ни с кем из них говорить. Я вдруг понимаю, что никогда не была так одинока, как сейчас.

И в этот жуткий, мучительный момент я вспоминаю о единственном человеке в этом мире, которого люблю просто так. В этой печальной истории, переполненной рыданиями и размышлениями о том, что все могло бы случиться по-другому, есть прекрасная, чистая глава.

– У меня есть Харпер, – вслух говорю я и чувствую, как меня накрывает волна спокойствия.

Я встаю и иду собирать вещи. Пора ехать домой.

Глава тридцать первая. Джози

Через несколько часов я приземляюсь в Атланте, забираю сумку и машину и еду домой по почти пустой дороге. Вваливаюсь в дом.

– Привет! – Гейб встречает меня у дверей.

На нем фланелевые пижамные штаны и футболка. Он явно рад меня видеть, хотя не так, как Ревис, который ставит лапы мне на плечи и пытается облизать мне лицо.

– Хватит, вы, оба! – я смеюсь и обнимаю Ревиса в ответ.

– Я тебе звонил, – Гейб втаскивает мою сумку в дом.

– У меня телефон сдох. Оставила зарядку в Нью-Йорке.

– Можешь с ней попрощаться, – он складывает руки на груди, – Мередит тебе ничего не вернет.

– Ты слышал о нашей ссоре? – я поднимаю брови.

Можно ли вообще это назвать ссорой? Может, это односторонний отказ от договора?

– Да. Она звонила утром, искала тебя.

Я вздыхаю.

– И где ты была?

Я говорю, что спала в Ла-Гуардия, а потом улетела домой первым рейсом.

– А что сказала Мередит? – спрашиваю я и сажусь на пол рядом с Ревисом.

Гейб занимает кухонный табурет.

– Она беспокоится, – он смотрит на меня сверху вниз.

– Ну да, конечно.

– Я обещал ей сообщить, когда ты появишься… так что одному из нас придется это сделать.

Я пожимаю плечами и говорю, что он может ей написать, но она совершенно ясно сообщила, что больше никогда не будет со мной разговаривать.

– Ну, на меня она тоже выбесилась, – Гейб вытаскивает телефон и набирает текст, – но я ей напишу.

– На тебя-то за что? – я глажу Ревиса по голове, потом по шее, потом по пузу.

– Ну, я на нее вроде как наехал, – он продолжает печатать, – сказал, что она сама виновата.

Я немного оживляюсь. Его верность меня радует.

– Как ты умудрился обвинить в чем-то Святую Мередит?

– Перевел стрелки на нее. Сказал, что, если бы она не осуждала всех постоянно, ты бы все ей рассказала много лет назад.

– А она?

– Она меня выслушала…

– И не дрогнула?

– Ну, немножко, – он убирает телефон в карман, – наверняка Нолан ее расстроил сильнее. Ты о нем рассказала?

– Да, – мне до сих пор стыдно за то, что я упомянула Нолана, потому что по-другому не могла рассказать всю правду, – пришлось.

– Он на тебя рассердится?