В этот апрельский день улицы Москвы пестрели цветами и флагами. Людское море колыхалось так, что, казалось, вот-вот неудержимым напором затеснит движущийся по улицам кортеж и, точно ледяные торосы, затрёт его. Пожалуй, ни одна демонстрация, коих видела столица несметное число, не была столь монолитна, столь единодушна и искренна в своём ликовании. Не директивы, не разнарядки, не угрозы вывели людей на улицы, а подлинная радость и гордость – Москва встречала своих героев, за судьбой которых весь мир следил на протяжении двух месяцев, и не восхищаться мужеству этих людей было невозможно вне зависимости от убеждений. Для возвеличивания их подвига не требовалась пропаганда, ибо они сами, в лучшем смысле этого слова, были ею. Так ощущал Петя Юшин, наравне со всеми срывавший голос в приветственных криках и рвавшийся в первые ряды, ни секунды не опасаясь быть смятым.
– Вон они! – вскрикнула Аня, вскидывая руку. – Едут!
Они действительно ехали – машины, похожие на передвижные витрины цветочных магазинов, из-за которых широко, как на плакатах, улыбались герои – полярники и лётчики…
В феврале, когда «Челюскин», затёртый льдами, пошёл ко дну, а его пассажиры, включая женщин и детей, оказались на льдине, мировая пресса единодушно похоронила их. Фашистская печать предрекала, что вскоре мы станем свидетелями очередной полярной трагедии, каковых уже было немало. В самом деле, Арктика, не первое десятилетие манившая исследователей, погубила уже многих достойных людей: от капитана Седова до Амундсена.
Однако, Советский Союз не мог допустить такого исхода. И дело тут заключалось, конечно, не в заботе о своих гражданах, жизни которых жалеть было не принято, но именно – в пропаганде. Операция по спасению такого масштаба должна была высоко поднять престиж молодой державы, тогда как бесславный конец стал бы поводом для злопыхательства многочисленных недоброжелателей. Нужно было не ударить в грязь лицом, потрясти скептически настроенное мировое сообщество, сделать невозможное.
И – сделали. На ходу совершенствуя технику, не имевшую достаточного опыта полярных перелётов, рискуя жизнями лётчиков… Всего двадцать четыре вылета понадобилось им, чтобы вывезти сто двух отрезанных от материка «челюскинцев». Имена Анатолия Ляпидевского, Сигизмунда Леваневского, Василия Молокова, Николая Каманина, Маврикия Слепнёва, Михаила Водопьянова, Ивана Доронина знал отныне любой школяр. Каждый день с неослабным вниманием люди слушали передаваемые радиосводки о ходе спасательной операции, переживая и восхищаясь.
Вывезенного на Аляску тяжело больного главу «челюскинской» экспедиции Отто Шмидта по выздоровлении принял президент США Рузвельт. Спасение полярников стало настоящим триумфом СССР.
Героев ждала Красная площадь с митингом и речами. Именно туда двинулся кортеж. И часть собравшихся инстинктивно хлынула следом. Другие же поспешили занять наблюдательные посты там, куда должны были прибыть герои после митинга: например, к дому лётчика Слепнёва. Туда устремился и Петя, которого кроме общего восторга влекло в самую гущу торжеств и другое: он без устали щёлкал затвором своей любимой «лейки» – драгоценного подарка, который двумя годами раньше прислал ему из-за границы никогда не виденный дед.
«Лейка»! В кромешной нищете серпуховской жизни Петя и мечтать не мог о таком чуде. Шутка ли сказать – последняя модель немецкого фотоаппарата! Между тем, искусство фотографии давно влекло его. В одном из редких писем деду мать упомянула об этом, и через два месяца от неизвестной особы пришла посылка, сопровождённая краткой запиской старика. Это было одно из самых счастливых мгновений в жизни Пети – отныне у него появился шанс обрести профессию по сердцу. Так, во всяком случае, казалось тогда…
Как сын «лишенки» первой категории, Петя окончил лишь семь классов и не имел надежды продолжить образование, поступить в институт. Мать, больная чахоткой, сдавала день ото дня, надорвав свои скудные силы на непосильных для неё работах, с которых её регулярно увольняли по случаю очередных «чисток».
В четырнадцать лет Петя приехал в Москву, чтобы самому зарабатывать себе на жизнь и помогать матери. Поселился он в квартире, из которой несколькими годами раньше, их изгнали – приютила соседка и близкая подруга матери тётя Аля. Покровительство другого соседа, начальника московской милиции Скорнякова избавило юношу от возможных проблем в отношении законности своего пребывания в столице.