Мать Анны Коноваловой заступается за свою дочь, утверждая, что убитый неоднократно бил свою жену каблуками сапог и что у нее и сейчас еще от таких зверских расправ болит бок.
— Коновалова, почему же вы не говорили суду о побоях мужа? — обращается председательствующий к подсудимой.
Она порывисто приподнимается со скамьи и взволнованным голосом объясняет:
— Потому, что не хотела жаловаться на мертвого мужа, в смерти которого я повинна. Я всегда скрывала это от чужих глаз, стараясь не выносить своих страданий наружу.
Опрос свидетелей продолжается.
Большинство из них хорошо отзываются о Коноваловой и подтверждают, что муж ее любил выпивать. Подсудимую характеризуют как добрую, отзывчивую женщину, к сожалению, чрезвычайно легко поддающуюся чужому влиянию.
Крестьянин Образцов, старший дворник дома в Усачевом переулке, где произошло убийство, рассказывает, что к Коноваловой часто приходили гости, но оставались у нее на квартире только до 11–12 часов ночи. Подсудимая говорила ему о желании получить от мужа отдельный вид на жительство, и 5 декабря 1896 г. он по ее приглашению вместе с обоими супругами отправился вечером в управление полицейского участка. Сам Коновалов упрямился выдавать жене паспорт и вызывающе говорил: «Вот возьму да и не дам согласия на это. Надо тебя проучить, негодницу!»
Между тем старший дворник почти ежедневно требовал от нее паспорт, так как подходил уже срок выданной ей отсрочки.
Когда Коновалова переехала на квартиру в Усачевом переулке, при ней было немного мебели, но потом обстановка стала пополняться и появился даже рояль.
— Не могу только знать, какой системы рояль-то эта, — глубокомысленно добавляет дворник-свидетель.
На заданный ему вопрос, чем занималась Коновалова, свидетель, осклабившись, говорит:
— А занималась, значит, своей красотой.
Крестьянин Никифор Горох показал, что 7 декабря он был нанят в Старой Руссе Екатериной Павловой отвезти ее в соседнюю деревню Жилой Чернец. При пассажирке, одетой по-городскому, находился большой, тяжелый сундук, но что лежало в нем — он постеснялся спросить у «барыни».
Сама же Павлова на подобный вопрос, сделанный одним из крестьян-свидетелей, со смехом ответила, что в сундуке спрятаны «петербургские черти».
По окончании допроса многочисленных свидетелей, среди которых фигурируют старорусский исправник, агент сыскной полиции, директор института слепых и другие лица, подсудимые снова начинают давать объяснения по поводу убийства Коновалова.
Екатерина Павлова настаивает, что она решительно ничего не ведала о преступлении 5 декабря 1896 г. В рассказе ее опять появляется неизвестный мужчина, гость подруги, который, по ее словам, вместе с Коноваловыми пил водку. Что произошло между ними ночью — она не знала, так как находилась в другой комнате. После к ней пристали с угрозами, чтобы она сплавила куда-нибудь мертвого Коновалова.
— Куда же я его дену? — растерявшись, спросила она.
— Куда хочешь вези! — сердито закричал незнакомец.
На Николаевском вокзале, куда ее привезли вместе со страшным сундуком, Павлову угостили будто бы чаем с коньяком, и, опьянев, она уже не сознавала, что делает. Приехав домой к отцу, она бросилась к нему с криком:
— Папа, помоги!
Отец поколотил ее, когда узнал, что за багаж привезла дочь из Питера, тем не менее сжалился над нею и помог избавиться от трупа. Что Коновалов был задушен — она не догадывалась, а считала его умершим внезапно от чрезмерного потребления водки. Телегина она мало знает.
Дмитрий Телегин также отказывается признать себя виновным.
— Не ведаю, как это случилось. Заснул я в другой комнате и ничего не слышал. Вдруг чувствую — будит меня кто-то. Очнулся. Стоит около меня Коновалова и со смехом говорит: «А мы с Катей удушили его», мужа то есть. Перепугался я.
С подсудимой Коноваловой делается нервный припадок.
Телегин добавляет, что он не укладывал трупа убитого в сундук и не видел, как выносили его из квартиры.
Его показание, однако, опровергается Анной Киселевой, уверяющей суд, что Телегин говорит неправду. Во время самого убийства ее не было в доме, но когда она возвратилась, то дочь объявила ей, что Дмитрий уже удавил мужа. «Прости, мама, прости», — стала умолять со слезами Коновалова. Потом с Киселевой насильно взяли клятву хранить все в тайне, и она вынуждена была скрывать преступление. Сундук из квартиры выносили на улицу Дмитрий Телегин и извозчик.
Далее Анна Киселева рассказывает, как ей жилось с дочерью, после ее ухода от мужа. Существовали они тогда впроголодь, и так как у Анны не было паспорта, то ее приходилось прятать в холодном сарае. К несчастью, дочь заболела, и они оказались в отчаянном положении. От безысходности Анна даже пыталась отравиться, и лишь случай спас ее от преждевременной смерти. Только беспросветная нужда толкнула ее на скользкий путь.
На третий день судебное следствие было объявлено законченным и прокурор приступил к обвинительной речи.