Преступник и толпа (сборник)

С другой стороны, изучение коллективных действий не менее ясно доказывает нам господствующую роль причин социального характера, их преимущественное значение перед вышеупомянутыми физическими факторами, которые играют чисто служебную роль по отношению к первым. Как мы сказали выше, душой толпы служит та частная цель, ради которой она возникла. Без этой цели и время года, и состояние погоды, и климат, и раса могут как нельзя более благоприятствовать образованию толпы, и, однако же, она не образуется, так как только упомянутая цель является вполне определяющей и характеристичной для нее силой, и только в зависимости от этой цели физические факторы могут оказывать на нее свое влияние. Между этими последними ничто не обладает таким обаянием как мерная и величественная музыка, если только ее можно отнести в эту категорию. Влияние музыки сказывается еще в глубокой древности и проявляется приблизительно одинаковым образом, на что указывает, между прочим, и то обстоятельство, что один из сохранившихся тиртейских мотивов, по исследованиям наших ученых, представляет поразительное сходство с мотивом Марсельезы. Но и Марсельеза может вдохновлять лишь те народные массы, которые уже наперед взволнованы одной и той же страстью. И только благодаря вековой связи исторических событий, благодаря продолжительной пропаганде и преемственной смене идей, благодаря более или менее широкому распространению в народных массах искусственных потребностей высших сословий эта общая страсть может сразу вспыхнуть в стольких сердцах и столь быстро окрепнуть в каждом из них, лишь только благодаря взаимному сближению дана будет возможность проявиться психическому контагию. Прибавьте к этому неясное воспоминание о прежде бывших восстаниях, по образцу которых бессознательно поступает большинство бунтовщиков, – и вы поймете, почему преемственные народные волнения одной и той же эпохи носят столь общий характер, совершенно независимо от времени и места, как во время Столетней войны XVI века, так и во время Фронды и в дни Великой французской революции. Это, в сущности, совершенно сходные проявления одной и той же бурной горячки, одной и той же нравственной эпидемии – то благотворной, то разрушительной, направляющей целый народ или даже целый материк к новой религии и к новой политической догме и придающей всем религиозным сектам и политическим партиям на громадном протяжении к югу и северу, в странах как кельтского, так и славянского или германского происхождения, общие существенные черты, вопреки всевозможным индивидуальным особенностям.

Не подлежит сомнению, что поведение толпы определяется ее составом, и что толпа, составленная из людей честных, даже находясь под влиянием временного внушения своих свирепых вождей, никогда не согласится совершить убийство из жадности или мщения. Не значит ли это, что если толпа убивает, грабит или совершает поджоги, то отдельные члены ее носят в себе, так сказать, физиологические задатки убийства, воровства и поджигательства? Это напоминает до некоторой степени так называемую virtus dormitiva опия.

В самом деле причиной факта является не одна только возможность его, а скорее стечение обстоятельств, содействующих реализации этой возможности, и это положение в особенности применимо к преступным наклонностям, которые и обнаруживаются только тогда, когда реализуются. Правда, можно указать на людей безусловно честных, организованных таким образом, что при каких угодно обстоятельствах они не способны склониться к преступлению. Но между этой как бы полной неспособностью к преступлению этих избранников, с одной стороны, и как бы роковой и непреодолимой преступной наклонностью тех нравственных выродков, которых мы называем преступниками по природе, – с другой, существуют тысячи переходов, представляемые громадным большинством обыкновенных смертных, которые или становятся преступниками, или воздерживаются от преступлений, смотря по обстоятельствам. Между этими обстоятельствами самым главным является скучивание их в толпу или тайное общество, которые неотразимо влияют на них как бы путем гипнотического внушения. При подобных условиях люди, в нормальном состоянии пользующиеся репутацией честных, совершают настоящие жестокости, за которые на другой день они будут краснеть и искать оправдания в софизмах, в которых запутается их отуманенный ум. Точно так же самые заурядные мошенники, в отдельности способные только к кражам и никак не к убийству, в массе становятся жестокими убийцами, и причина этого заключается единственно в образовании преступного скопища, а это последнее, как мы знаем, формируется благодаря влияниям социального характера.