Преступник

— Как будто в первый раз! Да вот сейчас только говорю ему: «Сынок, постелька у тебя грязная, сними, я постираю». Отвернулся и даже не взглянул на меня. И что злится?..

Она поднесла руку к глазам.

Плачет… Жалеет мальчишку! Ихсан-эфенди опустился на колени, поднял на Шехназ глаза.

— Спасибо тебе, детка моя! Аллах все видит. Вознаградит тебя за доброту! Спасибо тебе!

Он взял ее руку. Рука была маленькая, пухлая, горячая. Долго целовал и гладил ее, как маленького голубя, потом взял вторую руку, положил одну на другую, сжал и снова поцеловал. Шехназ не противилась.

Аллах милостивый, что это? Никогда еще она не была такой послушной!

— Шехназ, дорогая моя! — умолял он дрожащим голосом. — Прошу тебя, не стирай сама. Я найму прачку. Ты моя госпожа. Для тебя ничего не пожалею. Весь мир бы отдал! Не стирай сама. Мы найдем прачку!

— Вчера ты слишком много выпил…

— Не сердись. Ведь ты же сама разрешила мне, уважила старика.

— Я думаю о твоем здоровье. А так, что же? С порядочными людьми, дома, почему не выпить? Хоть каждый вечер! И мне веселее будет.

— Правда? Ты правду говоришь, Шехназ?

— Ну да! Вот только…

— Что?

— Как бы сплетни не пошли! Этого я боюсь.

— Какие сплетни?

— Будто ты не знаешь наших соседей. Такого наговорят — не обрадуешься!

— Что же они могут сказать?

— Откуда я знаю? Начнут судачить: то да се… Приводит в дом молодого неженатого мужчину, при молодой жене выпивает с ним. А вообще-то тебе виднее…

Ихсан-эфенди вспылил, как в былые дни, когда его называли Бомбой.

— Мне все равно! Кому какое дело! Пусть себе плетут всякую чепуху. Не думай об этом. Лишь бы тебе было хорошо.

Шехназ не слушала его, она думала об Адеме. Пойти к нему? Может быть, он еще не ушел? Вот если бы не ушел!..

У нее заблестели глаза.

Сейчас же! Она подкрасится, оденется получше… Зачем ей этот противный старик?

Она оттолкнула мужа и поднялась по лестнице.

Ихсан-эфенди вернулся к действительности. Он опять опаздывает, и намного больше, чем обычно. Бухгалтер снова рассердится, а эти молокососы начнут хихикать. «Ну что? Как дела, а?..»

Через четверть часа разнаряженная, накрашенная Шехназ сошла вниз.

— Я пойду к тетушке Мухсине, скоро вернусь…

— Иди, мое золотко, иди, детка!..

Она с раздражением закрыла дверь. «Золотко! Детка!»

Солнце уже поднялось высоко. У «Перили Конака», как всегда, играла детвора.

Звонко, на весь квартал, кричал разносчик кислого молока.

Адем еще не ушел. Он сидел под абрикосовым деревом во дворе и прочищал ножом старые автомобильные свечи.

Старуха принесла скамейку. Шехназ села напротив Адема. Он не обращал на нее внимания, склонился над работой.

— Ну что? — спросила тетушка Мухсине.

— Ничего. — Шехназ пожала плечами.

— Мальчишка не проболтался?

— Еще не видел отца, — вздохнула Шехназ. — Но каков выродок! Утром спустилась вниз, ласково заговорила с ним, а он даже не смотрит.

Адем усмехнулся.

— Меня он тоже недолюбливает.

— Почему?

— Не знаю.

— Невоспитанный грубиян, — сказала Шехназ. — Видеть не могу его морду. Когда-нибудь скажу: или я, или он.

— А старик как?

— Что?

— Не ревнует?

— Что ты! — сказала она с улыбкой.

Адем взглянул на мать. Она поднялась.

— Схожу на рынок за овощами. Вы посидите, я скоро вернусь. Хорошо?

Шехназ покраснела до ушей.

— Только ненадолго.

— Нет-нет, я мигом сбегаю.

Она взяла сетку и ушла.

— А если даже надолго? Тебе-то что? — спросил Адем, не поднимая головы.

Шехназ улыбнулась.

— Отвечай же!

Она встала.

— Не знаю.

Адем полил свечи бензином и зажег спичку. Появился легкий синий язычок пламени.

— Иди в дом, я сейчас. — Он выплюнул сигарету.

Шехназ заложила руки за спину.

— Иди же! — повторил Адем.

Их взгляды встретились. Шехназ снова улыбнулась.

— Что делать в доме?

— Ничего. Посидим поговорим!

Адем вылил из бутылки на ладонь черную жидкость, пахнущую бензином, сильно растер ее, снова полил и растер; вытер руки начисто; подошел к крану, долго их намыливал. Шехназ зашла в дом, подала полотенце.

Адем покосился на нее.

— Вот видишь, какая у нас грязная работа.

— Подумаешь!

— Нет, не подумаешь. Я не хочу всю жизнь жить в грязи.

Он вытер руки и отдал ей полотенце.

— А что ты сделаешь? — спросила Шехназ.

— Что сделаю? Заведу свое такси — вот и будет хорошая жизнь. Куплю машину.

— А деньги?

— Посмотрим… Может, аллах пошлет мне невесту с приданым тысячи так в три-четыре.

Шехназ взглянула на него. Три-четыре тысячи… Это не казалось ей недоступным.

— А хватит столько?

— Ну, тысяч пять.

Адем взял ее за руку..

— Пойдем в дом.

— Нельзя сейчас!

— Почему?

— Мать придет.

— Ну и пусть!..

— Что ты! Стыдно!

— Так ведь мать больше меня для нас старается. Думаешь, она не знает?..

Он поднял ее и внес в дом.

Маленькую комнатку слабо освещало узкое длинное окно, выходящее в темный переулок. В одном углу стояла неприбранная постель Адема, в другом — старая деревянная тахта, накрытая желтым с красными цветами покрывалом.

Он опустил Шехназ на тахту. Сел сам.

— Я знал, что ты придешь.

— Почему?

— Как же не знать?

Он обнял ее.

— Эх, была бы у меня машина! Зашибал бы я в день лир по двадцать — двадцать пять! Да если бы ты была моей женой…

Она обожгла его взглядом.

— Раз ты хочешь, так и будет!

— А старик?