Но Кестрель наказали, отправив в одиночестве в покои Джесс. Ронан стащил со стола десерт и принес ей. Они вместе съели пирожные в сахарной пудре, перемазавшись сладкой белой пылью. Чтобы рассмешить Кестрель, Ронан изобразил реакцию сенатора: надувал щеки и задерживал дыхание, пока его лицо не покраснело. После этого они подружились.
Кестрель очень не хватало Ронана. Даже сейчас, сидя напротив него, она скучала по своему другу. Он выглядел веселым и беспечным, но его глаза оставались серьезными и холодными.
Ронан допил вино в бокале.
— Что тебе нужно, Кестрель?
— Ты сказал Джесс?
Ронан приподнял бровь.
— Сказал ли я Джесс? — Он повертел бокал в руках. — М-м, давай подумаем. Сказал ли я Джесс, что слухи оказались правдой и осенью ты завела любовника…
— Это неправда.
— Действительно. Все началось еще летом, когда ты его купила. Сказал ли я Джесс
Кестрель почувствовала привкус сахарной пудры во рту. Воспоминание о тех пирожных потеряло свою сладость.
— Неужели ты расстроилась?
Кестрель знала, что он не ждет от нее ответа, но не смогла промолчать.
— Джесс не отвечает на мои письма. Когда я прихожу навестить ее, слуги говорят, что ее нет дома. Но это неправда. Она сидит в своих покоях и ждет, пока я уйду. Я подумала, может…
— Может, я ей чего-нибудь наговорил? — Ронан сплел пальцы, а потом положил ладони на стол. — А тебе не приходило в голову, что ты сама виновата?
«Я видела его», — прошептала Джесс, когда Кестрель скользнула к ней под покрывало. Но что именно видела подруга?
— А это что такое? — Ронан перегнулся через стол, ухватил уголок бумаги, торчавший из кармана юбки Кестрель, и потянул на себя.
— Ничего. — Она попыталась выхватить листок, но Ронан уже развернул список.
— О-о, я знаю, что это такое. Смотри-ка, даже Карис записалась! Так-так, где у нас тут перо.
— Нет, Ронан. Не надо.
Он поднял листок повыше, чтобы Кестрель не достала, как будто это лишь детская забава, и закружился по комнате в поисках пера.
— Перестань!
Кестрель вцепилась в его руку, попыталась остановить. Ронан пригнулся, вывернулся из ее хватки и засмеялся. В одном из шкафчиков он обнаружил кувшин с вином.
— О, замечательно! Правда, не совсем то, что я искал…
Он заглянул в ящики и издал торжествующий возглас, отыскав перо и чернила.
Кестрель представила, как Ронан отправится на войну. Как он лежит в грязи, истекая кровью. Кестрель готова была расплакаться.
— Пожалуйста, — попросила она, — не подписывай.
Он обмакнул перо, положил бумагу на стол и прижал обеими руками, будто боялся, что листок улетит.
— Я умоляю тебя, — прошептала Кестрель.
Ронан улыбнулся и вписал свое имя.
У дверей клуба ее терпеливо дожидалась служанка. Они молча сели в карету, и Кестрель велела кучеру возвращаться во дворец. Служанка с удивлением посмотрела на госпожу, которая развернула смятый листок бумаги и уронила его на колени. Карета подпрыгнула и поползла дальше в гору.
— Какой грязный, — сказала девушка, глядя на листок.
Он был забрызган чернилами. Когда Кестрель все же сумела вырвать список у Ронана из рук, она опрокинула чернильницу. Рядом с его именем на бумаге остались ржавые отпечатки — должно быть, от костяшек пальцев, которые продолжали кровоточить. Служанка, конечно, ни за что не догадалась бы, но на измятом листке можно было заметить и другие следы — как если бы на бумагу попала вода. Или пот. Или слезы.
Кестрель аккуратно свернула листок. Уничтожать его нет смысла. Важна была не подпись, а сам ее факт. Новые рекруты в любом случае явятся в казарму. Они дали слово в присутствии Кестрель, а валорианцы всегда держат слово.
— Что это? — спросила служанка.
— Список гостей. — Кестрель представила длинный, пустой стол, на котором она расставила белые тарелки.
Внезапно Кестрель наклонилась вперед и постучала в окошко, отделявшее ее от кучера. Сказав, что передумала, она велела повернуть в другом направлении.
— Я не знала, что вы интересуетесь гидротехникой, — удивилась Элинор, пока рабыня с южных островов разливала ликер. Он пах жженой карамелью и стоил очень дорого.