Преступление капитана Артура

Рано утром, на другой день бегов, несколько пахарей, отправляясь на работу, нашли сэра Руперта Лисля, разбитого, изуродованного, окровавленного, на мало посещаемой дороге, которая идет от Чильтона к Лисльвуду. Обломки догарта валялись на земле; оси были поломаны, одно колесо разбито, а сбруя вся в кусках.

Рабочие взяли на соседнем поле носилки, и, положив на них бесчувственного баронета, отнесли его за три мили в селение Унтергиль, стоящее на полдороге от Лисльвуда, затем они снесли его к доктору.

Они застали деревенского эскулапа за завтраком. Увидев положение больного, он тотчас же встал из-за стола. Боязливая и любопытная толпа крестьян заняла окно и дверь маленькой приемной, где по указанию доктора положили сэра Руперта Лисля на стол.

Одна нога была совершенно раздроблена, правая рука тоже, а плечо было вывихнуто.

Осматривая все эти повреждения, врач сильно призадумался.

– Люди, которые привели джентльмена, знают ли его имя? – спросил он.

– Нет, они знают только то, что они сказали. Они нашли его на дороге, около разбитого экипажа.

– Это неприятный случай,  – сказал доктор,  – он в чрезвычайно опасном положении.

Доктор мог бы сказать, что больной безнадежен.

Во время этих расспросов сэр Руперт находился в полнейшем бессознании.

В кармане его жилета нашли маленький порт-папье, эмалированный и вышитый жемчугом. По его карточке узнали его имя и звание.

Унтергильский врач был молодой человек, который не имел счастья лечить влиятельную личность; его практика состояла из богатых фермеров и удалившихся от дел торговцев. При мысли, что ему придется лечить настоящего баронета, он побледнел почти так же, как и его больной.

– Теперь извольте растворить настежь окна и двери,  – сказал он.  – Да уходите отсюда: при таком стечении народа невозможно дышать. Ступайте по местам и дайте сэру Руперту время прийти в себя.

– Сэру Руперту! Так это был лорд Лисль из Лисльвуд-Парка, который лежал бесчувственным, безжизненным, покрытым пылью, в окровавленной одежде на столе в кабинете мистера Дэвсона?

Эта новость не могла побудить присутствующих уйти поскорее: они направились было к выходу, но потом тихонько повернули назад. Положение сэра Руперта не предвещало, чтобы он мог прийти скоро в сознание. Подносили к его ноздрям нашатырный спирт; натирали виски уксусом, вспрыскивали его холодной водой, и когда он, наконец, открыл налившиеся кровью глаза, то только для того, чтобы бессознательно осмотреться вокруг и затем закрыть их.

После совещания молодой доктор решился послать в лучшую гостиницу за лошадьми и экипажем, чтобы отвести баронета в Лисльвуд.

Полдюжины крестьян отправилась исполнять это поручение, между тем как прочие оставались, чтобы узнать то, что будет дальше с сэром Рупертом. Эти добрые люди, кажется, воображали, что мистер Дэвсон вправит разбитые члены баронета в какие-нибудь полчаса и вернет ему прежнее здоровье.

Громадный, тяжелый старинный экипаж, запряженный белой лошадью, с шумом и треском подъехал по неровной мостовой и остановился перед домом доктора.

Баронета положили на матрац, на котором и понесли его бережно в экипаж, где матрац прикрепили замысловатым способом к изъеденным молью каретным подушкам. Доктор, запасшийся микстурами, примочками и бутылкой спирта, поместился возле больного, отдав старому кучеру нужные приказания.

Доктор хотел сдать баронета на руки его жене и друзьям.

Оливия Лисль завтракала в библиотеке возле готического окна. Но она была не одна: миссис Варней лежала на кушетке, с другой стороны окна, и зевала над каким-то журналом. Нельзя сказать, чтобы эти две женщины были очень дружны, но они никогда не ссорились друг с другом. Ада Варней смотрела апатично на все, кроме роскошных платьев, деликатесных обедов, щегольских экипажей да красивого замка! Получив все это, она жила всегда в миру со своей судьбой и сделалась самой любезной женщиной в мире. Лисльвуд осуществил все желания Ады. Она сознавала, что майор играет почти главную роль в замке, и потому считала себя равноправной с Оливией.

Ни та ни другая не беспокоились относительно долгого отсутствия баронета и его друга. Оливия вообще не интересовалась мужем, Ада, наоборот, питала такое неограниченное доверие к блестящему майору, что не стала бы тревожиться, если бы он запропал даже на целый месяц: ее, разумеется, утешила бы мысль, что ее муж имеет разумные причины на это.

Итак, дамы сидели за завтраком. Леди Лисль, печальная и ревнивая, смотрела бессознательно в сад, между тем как миссис Варней, тоже подсевшая к столу, то обсасывала голубиное крылышко, то трудилась над кусочком поджаренного хлеба, то очищала абрикос или уничтожала большую гвернесейскую грушу, разрезанную на четыре части; вообще она с истинным эпикурейством не пренебрегала ни одним лакомством.

– Знаете ли, леди Лисль,  – начала Ада, некоторое время наблюдавшая за Оливией, полузакрыв свои прекрасные, с продолговатым разрезом глаза.  – Знаете ли, что я иногда нахожу в вас много сходства с одним человеком, умершим в этом доме?

– Вы говорите о капитане Вальдзингаме?