Преступление и наказание

Когда получил бумаги из суда, я узнал, что члена украинской банды, которого я подстрелил, зовут Олександр Музыка. Текст гласил, что в день 27.06.2013 этот Олександр шёл домой, когда вдруг один незнакомый подошёл к нему, говоря по-русски «Ты иди сюда», и далее выстрелил ему в подреберье.

Очень интересно! Читаю дальше. В полицейском рапорте указывалось, что, когда они меня остановили, я поднял руки и сказал: «Это я сделал этот выстрел». Полицейские городской полиции врут больше, чем все представители для прессы от всех политических партий вместе.

Информация полицейских экспертов признавала, что мой самодельный пистолет функционировал корректно. Враньё! Один полицейский из комиссариата указал мне на ошибку в конструкции. И дата рапорта экспертов была 02.10.2013. три месяца прошло после инцидента.

С другой стороны, в медицинском заключении я прочитал, что украинский бандит после двух недель в реанимации и шести месяцев лечения уже может вернуться к своей обычной повседневной деятельности. Это мне понравилось.

Всё это время испанская юстиция продолжала «работать». Я получил первое предложение о залоге. Всего тридцать пять тысяч евро! Чуть позже этот залог уменьшился до 23000 евро. Если сказать по правде, я начал сожалеть, что я не член какой-нибудь криминальной банды. За эти деньги я бы мог купить свободу.

Моя адвокатша, уставшая повторять, что она — бесплатный адвокат, надавала мне «хороших» советов, которые утопили меня в болоте юриспруденции. По её совету я ничего не сказал на первом суде, который отправил меня в тюрьму. Также и на втором, когда нужно было рассказать всё…

Наконец подошло время основного суда. Перед ним адвокат мне сказала, что я был не прав, отказываясь от слова, и теперь прокурор предлагает дать мне семнадцать лет тюрьмы. Но, если я соглашусь с обвинением, что хотел убить бедного украинца, то прокурор согласится оставить мне только одиннадцать лет заключения.

Я смеюсь: — Для моего возраста, семнадцать и одиннадцать — одно и то же: означает пожизненное.

— Вот и хорошо, что ты согласен, — интерпретирует по-своему мою иронию адвокат.

Начинается суд. Сижу на скамье без наручников, а сзади меня идёт оживлённое движение: люди входят в зал.

Судья, женщина, мне говорит:

— Вы хорошо говорите на кастейяно, поэтому не нуждаетесь в переводчике.

Показываю моё согласие, понимая, что не хотят свидетелей, которые потом могут рассказать.

Прокурор спрашивает:

— Вы признаёте, что в день 27.06.2013. вы встретили на улице индивидуума по имени Олександр Музыка, который присутствует в этом зале сейчас?

— Да, — говорю.

— Вы признаёте, что вытащили пистолет с желанием убить его?

Я отвечаю: — Нет! Потому, что это они, кто поставил меня в опасное положение, окружив на улице.

Прокурор смотрит на моего адвоката и возводит руки в немом вопросе. Адвокат сидит растерянная и не двигается. В суде нарушается порядок, но судья берёт контроль в свои руки, приглашает всех выйти из зала и прерывает заседание на пять минут, чтобы адвокат защиты объяснила этому «тормозу» (это я), что и как я должен отвечать. Адвокат объясняет, я понимаю и суд продолжается.

Через некоторое время я признаю, что хотел убить Олександра Музыка, которого не знал раньше. У прокурора кончились вопросы, а у моего адвоката они и не появились.

Начинают вызывать свидетелей. Все полицейские. Не ни одног слова в мою пользу. Даже прокурор устаёт слушать всё это и спрашивает полицейского, который был первым, он застегнул мне наручники:

— Вам говорил обвиняемый, что там были другие мужчины и он хотел в них выстрелить?

Эти слова этого самого полицейского уже есть в бумагах, но полицейский говорит:

— Я действительно не помню.

Я теряю терпение и фыркаю. Одна женщина за столом суда поднимает голову, смотрит на меня и помечает что-то в своих бумагах. Никто из членов суда не смотрит мне в глаза. Думаю, им стыдно за это цирковое представление, называемое судебным заседанием. Полицейский, который закончил декларировать, проходит мимо меня, отвернув голову, чтобы тоже не смотреть на меня.

Судья-старушка меня спрашивает:

— Сколько раз вы выстрелили?

Я говорю: — Два. Один раз в индивидуума и второй в асфальт, когда его преследовал.

Судья повторяет медленно: — … в асфальт…

Понимает, что должна заканчивать это шоу, и говорит полицейским, чтобы меня увели. Они меня поднимают, застёгивают наручники и сопровождают в подвал.

Не смотря на то, что моя адвокатша до суда говорила, что у неё не будет свободного времени после суда, спускается в подвал поговорить со мной. И между вопросами где, как, и на каких языках я публикую мои тексты и книги, вдруг проговаривается, что это украинское посольство подало на меня заявление в суд.

«Da ty ohuela!» — думаю я по-русски, без перевода на испанский, — «Ты мне это говоришь только сейчас, после суда».

Очень хорошо!