Present simple

Я хотела быть в его глазах сильной, забывая о том, что истинная сила как раз в том, чтобы смело признаться в собственной слабости.

Крутанувшись вокруг своей оси, я подняла глаза и тихо попросила:

– Покажи мне документы, которые подтверждают то, что мы с Леной сестры.

Вадим снова нахмурился и переспросил:

– Лика?

Я кивнула, подтверждая его догадки. И даже немного заревновала. Какие отношения у этих двоих, раз они так безоговорочно друг другу доверяют?

– Хорошо, – наконец согласился Вадим и, протянув руку к одной из книг, достал ее. Книга оказалась хитрым тайником, в котором был спрятан ключ.

– Жестоко ты, – ошарашенно пробормотала я, осматривая ветхий переплет. – И не жалко? Книга раритетная небось.

– Не жалко, – покачал головой он. – Это подделка. Прогресс не стоит на месте и давно уже научились состаривать вещи так, что без детальной экспертизы не подкопаешься.

Я забрала из его рук книгу и принялась ее рассматривать. Дюма. Хороший выбор. Вадим тем временем отошел к столу, один из ящиков которого был заперт.

– Не боишься, что проникну к тебе ночью и что-нибудь натворю? – поинтересовалась я, глядя на то, как он выуживает бумаги.

– Намекаешь, что ключик надо перепрятать? – усмехнулся он и серьезно добавил: – Не боюсь. Проникай и читай все, что захочешь.

– А если я полезу в документы, касающиеся борделя? – ляпнула я, и тут же пожалела. Не стоило так глупо акцентировать внимание на этом.

– Их здесь нет, – спокойно ответил Вадим, но судя по тому, как его рука сжалась в кулак, документы как раз-таки хранились здесь.

– Обманывать нехорошо, – шутливо погрозила я пальчиком и, вернувшись в кресло, принялась изучать справки из роддома, бумаги на отказ от родительских прав, свидетельство о рождении и бумаги, подтверждающие факт удочерения.

Я вчитывалась в строчки, смотрела на даты и понимала, что вообще что-либо перестала понимать. Выходило, что и моя дата рождения, мой чертов день рождения, был всего лишь датой моего удочерения. И это настолько меня убивало, что я не знала, что еще можно сказать.

Гребаное ощущение пустоты и безысходности. Когда ты живешь, ты дергаешь, ты пытаешься грести против течения, а потом просто понимаешь, что все это было зря. Напрасно. Живу не своей жизнью. Не в своем мире. Не со своими людьми. Все не мое. Как пальто с барского плеча, которое дали на время поносить. Оно где-то велико, где-то жмет, теплое, но в то же время в нем я мерзну.

Все не мое. Кроме имени. Спасибо, что хоть это осталось от меня.

И воспоминания не мои, они должны были принадлежать другому человеку. Той самой девочке, которую бы родили те, кого я считала родителями. Воспитание должно было коснуться не меня. У меня нет брата разгильдяя, зато была сестра, которая сошла с ума и уже в могиле. А может сумасшествие – это наша семейная ноша? Может, я тоже через пару лет такой жизни, наполненной событиями, свихнусь?

И мужчина, которого люблю – не мой. Моей сестры мужчина. Как и тот, которого любила. Тоже ей принадлежал. Вот оно, мое пальто. Донашивать жизнь за своей сестрой.

– Тань? Ты в порядке? – осторожно спросил Вадим, коснувшись моего плеча.

– Не трогай меня, – взвилась я.

Бумаги, которые лежали на коленях, рассыпались по полу. Не чувствуя ничего, кроме обжигающей ярости, я принялась топтать их, стараясь уничтожить, стереть в порошок, чтобы даже напоминания не было об этом.

– Успокойся, – Вадим сжал меня в своих объятиях, оттаскивая от того вороха уже помятых, местами порванных документов. – Тихо, моя девочка, тихо!

– Не твоя! – выпалила я, пытаясь вырваться из кольца его рук. – И ты не мой! И нет ничего моего! Оставь меня в покое!

Вадим лишь крепче прижал к себе и уткнулся носом мне в волосы, приговаривая какие-то слова, которые я не могла расслышать. Наконец, вспышка ярости прошла, и я бессильно обмякла в его объятиях. Лбом прижалась к его груди и позволила себе разрыдаться.

Чаша терпения переполнилась. У всего есть предел. Мой предел достигнут.

Глава 8

– У тебя ведь вопросов стало больше, – сказал Вадим, глядя на меня.

Я была благодарна ему, что он буквально вынес меня на руках из кабинета, в котором так и остались лежать разбросанными бумажки. Он перенес меня в гостиную, где сел на диван и устроил меня, рыдающую, у себя на руках. Так мы и сидели, пока не прошла первая волна моей истерики и я не стала хоть немного соображать мозгами, а не эмоциями.

Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что таких волн еще будет столько… И как их пережить, я не имела ни малейшего представления. Сейчас мне было хорошо, насколько это возможно в такой ситуации. Меня обнимал человек, которого я любила. Да, обижалась на него, злилась, где-то ненавидела за недомолвки, а за слежку вообще готова была порвать на лоскутки… но любила.

– Больше, Вадим, больше, – вздохнула я, поуютнее устраиваясь в его объятиях.

– Может спросишь у меня? – осторожно спросил он, нежно поглаживая меня по спине.

– Спрошу, – пожала плечами.