Преодоление

Иван опять взялся за штурвальчик. Переборол сформировавшийся с годами навык. Решил сделать наоборот, действовать вопреки техническим канонам и опыту. Он осторожно потянул за ребра колесико триммера на себя… И сразу почувствовал на правой руке облегчение. Повернул колесико еще на градус.

"Хорошо! Еще!… Замечательно! Браво, Ваня! А ну еще чуть-чуть…" Повернул. И самолет уже запросился вниз, к земле, стремясь перейти в пикирование…

Сохатый теперь уже смелее начинает вращать штурвальчик в обратную сторону. Отдает от себя… Все повторяется сначала: самолет начал набирать высоту!

Неисправность, вернее, путаница была определена и теперь совсем не страшна. Опасна была неопределенность, и Сохатый сейчас очень хорошо прочувствовал, что испугался он не столько опасности, как и любой бы человек на его месте, а неизвестности изъяна, вызвавшего неподчинение самолета его действиями. "Так и в бою, ― подумал он, ― для меня самый страшный и опасный враг тот, которого я не вижу и которого не знаю… А этот "Ил" можно облетывать дальше, проверять работу мотора и остального оборудования".

― База, я ― трехсотый, у меня была тут маленькая неполадка, поэтому сразу на связь не выходил. Причину нашел, теперь все в порядке, облетываю машину по графику.

― Трехсотый, я ― база, что случилось? ― Иван уловил в Сережкином голосе не любопытство, а тревогу и решил его успокоить.

― Да так, мелочь одна. На земле доложу. Теперь это уже не влияет на полет.

Сохатый выполнил над аэродромом два круга. Он привык к "триммеру наоборот" и в душе радовался этой маленькой победе. Освоился с погодой, самолетом, приборами. Горизонтальный полет стал для него скучным, а проверить поведение "Ила" на "горках" и в пикировании, на боевых разворотах возможности не было, низкая облачность не позволяла вертикального маневра. Можно было бы идти на посадку, но программа облета требовала обкатки и нового мотора. И тогда Иван стал думать о том, чем же занять себя, чтобы время шло не впустую, а полет принес бы ему какую-то пользу или, как минимум, заново заинтересовал.

"Просто летать, утюжить воздух ― бессмысленно… Стоп! Есть облака, пилот. Да, да… Облака. Надо хоть один раз потренироваться, поучиться летать в них. Полетать не вынужденно, не в обстановке, когда тебе больше деваться некуда, а просто так, для науки на будущее. Ты же давно собираешься освоить такой полет, а времени и условий никак не подберешь. Если бы командир не владел слепым полетом, еще неизвестно, как бы мы вчера выкрутились. Так что ― давай учись, тебе и подчиненным летчикам такая наука всегда может пригодиться".

― База, трехсотому надо летать еще тридцать минут. Буду ходить на кругу аэродрома. Машина и приборы работают хорошо. Погода позволяет.

― Я ― база, вас понял.

…Сохатый добавил мотору обороты и вошел в облака.

Их белая пена плотно обволокла самолет. В открытую форточку фонаря завихрения воздуха затянули к нему сырую свежесть. Видимый мир сократился до кабины и ее приборов, показывающих, что "Ил" набирает высоту, летит без крена и по прямой.

"Все хорошо. Пока умею. Сколько же набирать высоты? Много ни к чему. От нижней кромки облаков пойду не более ста метров, чтобы в случае чего быстро выскочить вниз и визуально определить положение самолета".

Взгляд скользит от прибора к прибору. Теперь только их показания говорили ему о том, что происходит с "Илом". Облака вели себя спокойно, и у него возникает ощущение полной своей и самолета неподвижности ― висения в белой пене. Рокот мотора кажется уже посторонним и ненужным. Но стрелка прибора скорости подрагивает у цифры "триста" ― убеждает, что самолет летит. Чтобы избавиться от ощущения сонливой монотонности, Иван накреняет машину сначала на одно крыло, потом на другое, изменяет высоту полета, и показания приборов оживают, реагируют на его действия.

Разворот на обратный курс… Вновь мерная уравновешенность прямолинейного отрезка пути…

"Пора снижаться. Надо посмотреть, где я. А то насмешишь людей и сам наплачешься".

"Ил" выходит под облака. Иван смотрит по левому крылу вдаль, и губы его растягиваются в довольной улыбке ― самолет и аэродром оказываются там, где положено. Расчеты его верны. Можно опять вверх… Светло-белый мрак опять принял самолет в свои объятия. Мириады водяных капелек безропотно и неслышно уступали ему дорогу, признавая уменье Ивана летать в небе, не видя земли. От уверенности в себе он осмелел и, подрегулировав "Ил" триммерами, совсем снял руки и ноги с управления… В спокойном воздухе штурмовик летел теперь сам, не нуждаясь в помощи летчика. Летел даже прямее и лучше.

"Значит, управляя, я ему мешал, пилотировал грубо и напряженно, не чувствуя самолета… Что же, этот вывод ― уже наука. До этого не сразу додумаешься, подойти к такой мысли можно только через опыт. Оказывается, в поговорке: "Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет" большой и глубокий смысл заложен…"