Преодоление

Теперь Иван управлял самолетом, едва касаясь рычагов. Приноровился к слепому полету. Убедился, что для подчинения самолета своей воле нужны всего лишь миллиметровые движения: ручку чуть от себя ― и вернуть ее на половину хода обратно; ручка влево ― и опять половинку отклонения забрать назад. Просто? Внешне ― да. Но чем точнее движение, тем оно оказывается ювелирно сложнее и чаще ускользает от исполнителя, быстрее утомляет и поэтому требует от пилота большой выдержки. Он представил себя в кабине дальнего бомбардировщика, который уже несколько часов идет в облаках. И все эти часы его глаза следят за шевелением стрелок приборов, а руки и ноги работают осторожно, аккуратно: штурвал вправо на три градуса и обратно на полтора, нога влево на сантиметр и обратно на половину… Внимательная сосредоточенность часов полета. Тело, перехваченное парашютными лямками и привязными ремнями, все эти часы в одном и том же положении. Усыпляющий гул моторов. Живут только глаза, мысль и кончики пальцев рук и ног…Да, легче, наверное, дрова колоть.

Один круг.

Второй.

Третий.

"По времени должен подлетать к аэродрому. Надо снижаться и заходить на посадку. Не будет осложнений ― на другом самолете еще потренируюсь". Иван выходит под облака.

"Всегда бы так!"

Впереди стального носа "Ила" ― аэродром.

Остальное для Сохатого проще: заучено и делается, как надо.

Голова, глаза, руки и ноги заняты: маневрированием выводят самолет на посадочную полосу, выпускают шасси и закрылки, мотором регулируют скорость полета и снижение. Свободен только язык, но и он не остался без работы. Сохатый неожиданно для себя запел:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор…

…Самолет на земле. Он буднично катится на своих трех колесах за вращающимся винтом, а в Сохатом бушует чувство гордости. Только выйдя из кабины и рассказывая техникам о том, что проводка управления триммером смонтирована неверно, он немного остыл и стал способен посмотреть на происшествие со стороны. "Испытатель из тебя, пилот, пока не получился. Небрежность в проверке триммера поставила тебя на грань… В серьезном деле ― глупая игра с жизнью. Оказывается, положено осмотреть не только как отклоняется, но и куда отклоняется… Какой же итог? Полет закончился боевой ничьей: самолет цел и ты жив… Нет! Не согласен! В данном случае два ноль в мою пользу… Я, как летчик, стал умнее и опытнее… Только какой ценой?"

― Товарищ инженер, у меня предложение такое! пока вы перематываете трос на катушке, я облетываю второй самолет. После этого совместно проверим вашу переделку на земле, а затем лейтенант Терпилов еще раз полетает на этом "Иле" в районе аэродрома. Если машина ему понравится, он на ней и полетит восвояси… Сережа, как ты?

― Будет сделано, командир!

…Сохатый устраивался в кабине второго самолета и одновременно присматривался к бригаде техников, неторопливо занимающейся у "Илов" своими делами: ни суматохи, ни разговоров ― обыкновенные, спокойные лица. И ему показалось, что недавнее событие, в котором он увидел чуть ли не подвиг, маленькая частность в их большой и трудной работе… Они, как и все люди, тоже имели право на маленькие ошибки.

"Вот так, Ваня, не петушись. Помни: легче не болеть, нежели лечиться".

Ошибка

К декабрю зима взяла свое: птицы отлетели; лист с деревьев опал, и леса, оголившись, просветлели;, земля обсохла и затвердела; малые речушки ушли под лед; овраги и низины запорошило снегом; темные горбушки аэродромов зачерствели; не просыхавшие от дождей дороги на морозном ветру задымились коричневой пылью; вода в Днепре от ледяного сала загустела, дымилась холодным паром и катилась вниз с негромким шуршанием.

Зима сказалась и на войне: солдат оделся по-зимнему, охотнее рыл окопы и блиндажи не только для спасения от пули, но и от мороза, утеплялись моторы самолетов, танков, автомобилей, раскрашивалось все это множество машин зимним камуфляжем.

Шли бои местного значения, и линия фронта дымила не только пожарами, но и походными кухнями, кострами для обогрева людей, и какого дыма было больше ― подчас понять оказывалось не просто.

Пожалуй, меньше всего изменилось небо, но и оно стало глубже и выше, в зените голубое, а к горизонту совсем бледное, отбеленное снегом. Нависая над землей, облака сменили свинцовую, тяжелую угрюмость на белую пелену, которую подчас трудно было отличить от заснеженной степи.

Попритихли бои в небе, каждодневное напряжение сменилось периодическими вылетами на разведку, свободную охоту и доучивание прибывшего очередного пополнения летчиков. Люди полка учились, отдыхая от непрерывных потерь, от постоянной тревоги за новый свой день.

* * *

…Последние дни вьюжило, и Сохатый воспользовался погодой: отоспался, как медведь в берлоге, наверстал недоспанные часы. Но сегодня облака ушли на юг, высь распахнулась во всю голубую ширь, аэродром открылся солнцу, а земля, вдохнув полной грудью и приподняв себя к небу, показывала без стеснения свои зимние скромные красоты фронтовому люду.