И чуть отойдя от раскрывающейся снова двери, я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и вошла внутрь. Семь дней. Семь, мать их, гребанных дней. И я забуду об этом кошмаре, как о страшном сне…
***
Что представляет себе человек, когда слышит слово «конференция»? Многоуважаемые профессора, их ученики, чьи пытливые умы были выбраны самой судьбой… Все такие серьезные и… Заседают! Делятся друг другом своими драгоценными знаниями, кивают или же напротив — ожесточенно спорят друг с другом, яростно доказывая только свою святую истину…
Но на деле же это просто формальные посиделки в конференц-зале, расписанные по графику на два часа каждый день, а в остальном — совместные завтраки, обеды, ужины… Любое принятие пищи, за которым коллеги могут выпить чего-нибудь крепкого, и после этого приступить к обсуждению более важных вещей, таких, как, например, покупка машины или перевод на новую должность.
Формаль-ность. Из-за которой мне придется глупо улыбаться всем и каждому, таскаясь следом за Иваном Андреевичем, будто безликая тень. Добрый день. Да. Взаимно. Мне тоже очень приятно. Добрый. И вам, благодарю. Да, на четвертый день выступаю. Конечно, буду рада. Всего доброго.
А вечером можно обнять «белого друга» и выблевать весь этот официоз, чувство собственной ничтожности и презрения к самой себе.
Все эти мысли посетили меня за обедом, но вопреки их содержанию, я сидела за столом и вовсе не улыбалась, а кисло ковырялась ложкой в супе, пока не поняла, что почти все сидевшие со мной за одним столом в ресторане гостиницы уже поели, а передо мной кроме не съеденного супа уже лежало и второе, и десерт, благоухающий пряно-сладким ароматом.
Люди потихоньку начали вставать из-за стола, а я все-таки принялась за суп, лениво, но с удовольствием провожая спину моего педагога, удалявшегося из ресторана. Когда за небольшим круглым столом я осталась одна, откуда-то и аппетит вдруг появился и, кажется даже, настроение. И даже телефон наконец-то осчастливил меня мелодичной и такой долгожданной трелью.
«Когда тебе на конференцию? Материал подошел? Как преподаватель, не пристает?»
Я улыбнулась, отвлекшись от еды и, прежде чем начала строчить ответ, пришло еще одно милое сообщение.
«Привет. Я соскучился»
Несколько секунд я наслаждалась тем, как тепло растекается по телу, когда я прочла эти слова. Потом я чуть прикрыла глаза, будто стараясь сохранить, запомнить это приятное чувство и, с удовольствием положив в рот ложку супа, принялась набирать ответ.
«Я»
«Так»
«Тебе»
«Рада»
И, решив, что это самые искренние слова, которые я могла бы сейчас сказать Глебу, я отправила их по очереди друг за другом. Ответ не приходил долго. Я успела доесть и второе, и уже принялась за десерт, когда телефон вновь затрезвонил.
«Солнышко) Так, не отвлекаемся. Пристает? Нет?»
Я глупо хихикнула в голос. Обернулась, испугавшись, вдруг кто-то наблюдает за моей радостью, которой мне не хотелось делиться абсолютно ни с кем. А потом ответила.
«Нет. Не пристает. Просто бесит.»
«Ну, тогда я спокоен. Пиши, Соня, не теряйся.»
Я, прочитав его ответ, решила, что на этих теплых словах не нужно более ничего добавлять пока. А еще твердо решила, что ни за что теряться не буду. И обязательно напишу Глебу. В конце дня. Когда смогу сбросить с себя усталость и негатив…
***
Весь вечер я буквально порхала, окрыленная всего лишь несколькими СМСками. Хотелось обнять всех и каждого, по дороге в концеренц-зал, и, кружась под несуществующие звуки вальса, добраться до своего места. Рядом с которым и восседал мой конвоир. Хотя, наверное, в данном контексте, это определение не совсем верное. Скорее, мое вынужденный антикомфорт.
Иван Андреевич мельком взглянул на меня, и от глаз моих не ускользнуло то, как на его лице промелькнула понимающая улыбка. Будто он догадывался, что могло так осчастливить девушку, если она в хорошем расположении духа.
— Может, тебе шапку надеть, Сонечка, а то вся прямо светишься! Прикоснешься — подожжешь!
— Завидовать не хорошо, Иван Андреевич.
— Поделись, на чем сидишь? — прошептал он, наклонившись к моему уху. Теплое дыхание мягко прикоснулось к щеке. В тот момент я считала, что никому не удастся вывести меня из равновесия, поэтому и ответ мой был более чем циничным.
— Вам не поможет, Иван Андреевич, пепел не горит.
Я сказала это и тут же пожалела. Каким бы он ни был подонком, я же совсем не такая… А глядя на него, можно было бы подумать, что я действительно задела его за живое.
— Я не то хотела…
— Проехали, — отрезал Иван Андреевич и, вернувшись к изучению программы предстоящего заседания, больше ко мне не поворачивался.
Все два часа я старательно изображала крайнюю заинтересованность, хотя внутри меня все буквально верещало от сожаления. Вернее, одна часть меня. Вторая упорно пыталась заткнуть «верещание», мотивируя убийственным и убедительным «ну сказала и сказала, ну и хрен с ним». Но удивительный талант к самонакручиванию, переживаниям у женщин вообще заложен генетически, а у меня так еще и прокачан до небес, так что к концу заседания я искусала себе все губы, косясь на молчаливого педагога.