Предназначение

– Я не знаю, как не чувствовать боли, зато умею ее терпеть!

Хонтеан задумчиво осмотрел ученика с головы до ног.

– Научись гнуться, иначе сломаешься, – посоветовал отшельник.

Принц сел рядом со Жрецом Времени.

– Ты знаешь, что я едва не погиб… – сказал Горн. – Я опять дрался на арене. Дрался насмерть!

– Ты победил?

– Да, но без твоей помощи!

– Чего же в этом странного? Ты ведь Мастер.

– Значит, ты и в самом деле не помогал мне?

– Этого я не сказал.

– Но тебя ведь там не было!

Хонтеан внимательно посмотрел в глаза юноше:

– Мне вовсе не нужно видеть тебя, чтобы помогать тебе, принц.

– Расстояние не имеет значения?

– Если чувствуешь того, о ком думаешь, не имеет. Но, как правило, расстояние заставляет нас забывать о чувствах.

Горн задумался.

– Тебе тяжело здесь? – через какое-то время сочувственно спросил монах.

Горн вздрогнул и посмотрел на старика удивленно. Сперва вопрос показался ему глупым, более того – оскорбительным, но принц не стал торопиться с выводами. Он уже привык к тому, что в каждом вопросе отшельника было больше глубинного, нежели поверхностного и очевидного.

– Ты хочешь сказать, что все эти поединки мне только на пользу? – понял юноша.

Хонтеан промолчал.

– Мне тяжело от сознания, что я раб! – горько выдохнул Горн.

– Ты не раб, – спокойно возразил Жрец Времени.

– Но у меня в мозгу их прибор!

– Но это не делает тебя их рабом. Пленником – да.

– Но я подчиняюсь воле этих мерзавцев!

– Разве? За что же тебя истязают болью? Ты подчиняешься своей воле, Горн! Ты сам делаешь выбор: когда терпеть боль, а когда избежать ее.

– Хорошо. – Принц потер висок, размышляя. – Я не могу прекратить это. Я не могу уйти с «Айсберга». Это мне точно не нравится!

– Терпение, юноша! Твоя война в тебе, а декорации не имеют значения: они сменятся, когда придет время.

Принц покачал головой, он слишком устал, чтобы философствовать о разнице между реально существующим и внушаемым. Ему нужен был долгий, спокойный сон.

– Хонтеан, – печально глядя на всегда спокойного учителя, позвал юноша. – О смене декораций: мы переезжаем. Меня «повысили». Я победил, мне начислили гонорар, отвели новую комнату во втором кольце, ближе к центру, и увеличили радиус, в котором «защитный режим» нейрофона не должен нас беспокоить. Я попросил, чтобы все эти награды распространились и на тебя. Они не возражали. Так что пойдем, нас ждет отдых в лучших условиях…

Монах улыбнулся:

– Мне все равно, где жить, Горн!

– Зато мне – нет! – заявил юноша. – Мне нужно выспаться, чтобы забыть, как больно, когда тебя рвут на части. Надеюсь, в новых покоях кровать будет мягче…

После этого поединка бои с участием принца последовали один за другим. Горну пришлось выходить на арену регулярно два-три раза в неделю. Он дрался в амфитеатрах во время проводимых там игр; дрался на концертах, разогревая публику; дрался на праздниках в домах местных аристократов; дрался в игровых залах и на стадионах – везде, где потоки крови гладиаторов казались уместным зрелищем и удачным способом разыграть крупную ставку. Легко или с трудом, без единой царапины или истекая кровью, Горн раз за разом выходил победителем. С каждой победой он становился увереннее в своих силах, с каждым поединком лучше слышал, четче видел, глубже чувствовал, какой именно шаг нужно сделать, чтобы повернуть Провидение лицом к себе, чтобы не только сохранить жизнь, но и не уронить при этом собственного достоинства…

И он ни разу никого не убил! Небывалый прецедент в истории «Айсберга» – каждый, кого Хозяева ставили против юного принца, терял способность продолжать бой, но не получал ни единой опасной травмы, ни одного угрожающего жизни ранения. Оставлять проигравшего в живых стало визитной карточкой Горна, его фирменным знаком. Зрители приходили в ярость, называли победу нечестной, но, по сути, принц не нарушал правил – он только обходил их. Первое время элита «Айсберга» бесновалась, требуя запретить новому рабу «издеваться над своими противниками», но постепенно взгляды вельмож поменялись: зрители начали ставить не только на то, победит Горн или проиграет, но и на то, удастся ли ему в очередной раз сохранить жизнь поверженному противнику. Поединки с юношей выглядели неординарно, его кодекс чести привносил в старую игру новые интригующие нюансы. Горн раздражал аристократов «Айсберга», они жаждали его поражения, но именно по причине своей уникальности принц очень скоро стал самым востребованным гладиатором рабовладельческого города.