С третьим сыном, а он еще очень мал, в моменты его истерик я просто выхожу в другую комнату. То есть не я его запираю где-то, а сама запираюсь на пару минут (не дольше), например, в туалете. Дышу, считаю до десяти, успокаиваюсь. И когда выхожу — он просто рад меня видеть.
В крайних случаях, когда «температура по больнице» зашкаливает, я могу применить самое страшное оружие. Сесть и заплакать. На всех наших детей — вне зависимости от возраста — это действует шокирующе. Каждый из них пытается понять, что случилось, почему мама плачет и что сделать, чтобы этого не повторялось. Но, да — это серьезный инструмент для очень серьезных ситуаций. Например, когда кто-то из сыновей пытается меня ударить (чаще всего — самый младший). Или когда они очень сильно ругаются друг с другом и отчаянно дерутся. Тем самым я показывают им, что мне очень больно это видеть. И это работает лучше, чем если я начинаю кричать и разводить их по комнатам.
Со старшим иногда приходится применять и другой вид «наказания» — переставать на какое-то время с ним общаться. Это не недельный бойкот, это максимум полчаса (обычно меньше), когда на любые его просьбы и обращения я говорю только: «Ты сделал мне очень больно. Я пока не хочу с тобой общаться». Это действует очень сильно. Поэтому я пользуюсь такими вещами только в крайних случаях.
И для меня очень ценно, когда спустя сутки или двое Матвей (как на данный момент самый разговорчивый) подходит ко мне и говорит: «Мама, прости меня за то, что я вчера на тебя кричал и кидался игрушками. Я вел себя очень плохо». Сам, я не заставляю его, не напоминаю. Он сам ходит, переваривает ситуацию — и выдает такое спустя какое-то время. В ответ я, конечно, его обнимаю, мы обсуждаем, как такие ситуации можно решать по-другому. Но главное, что и без серьезных наказаний ребенок получает обратную связь и выстраивает в голове цепочки «хорошо-плохо».
Все остальные способы: шлепки «по попе», крики, лишения, постановка «в угол» и так далее — в нашей семье плодов не приносят. Только ухудшают ситуацию в целом. Не буду лукавить, многое из этого мы так или иначе пробовали — на автомате или осознанно. Но эффект нам не нравится. Хотя иной раз «жесткий разговор с папой» работает быстро и эффективно. Но именно с папой.
Чудесную историю об этом рассказывает Шалва Амонашвили. Когда его десятилетний сын обидел в порыве гнева свою маму, он позвал его погулять в парке. Они просто шли молча, не было ни нотаций, ни обвинений.
«Послушай, сын, мне нужен твой совет», — через какое-то время сказал отец. Сын ожидал чего угодно, но только не этого. «Какой совет?» — удивленно спросил мальчик. «Понимаешь, много лет назад я пообещал одной девушке, что больше ее никто и никогда не обидит, что я смогу защитить ее от всего. Я поклялся ей в этом, и я должен следовать своему обету. Ведь, если я клятву нарушу, ни она, ни я сам уже не сможем жить, как раньше. Мужчина ведь должен держать свое слово?»
«Конечно, папа!»
«И что же мне делать сегодня, когда мою любимую женщину обидел мой собственный сын?»
«Папа, я больше не буду! Но ты накажи меня!» — предложил мальчик.
«Нет, я этого делать не хочу. Но давай так. Во-первых, как мужчина мужчине говорю тебе сейчас — не смей обижать моего любимого человека! А во-вторых, ты уже вырос. Теперь у нас в семье двое мужчин. Теперь ты тоже будешь помогать мне защищать бабушку, маму, сестру. Это наш мужской долг, согласен?»
«Конечно!» — согласился сын.
И спустя много лет уже выросший мальчик вспоминал этот мужской разговор как самое важное из всего того, что случилось с ним.
То есть даже наказания — это в первую очередь внутренняя работа родителей, чтобы не сорваться в автоматический режим к ремню и крику, а найти в себе внутренние ресурсы поступить иначе. Это всегда сложнее, дольше, но эффективнее.