В расстроенных чувствах я поехала к Виму на улицу Ван Лейнберхлаан. Прибыв на место, я представилась, и меня впустили в квартиру. Я поймала на себе взгляд надзорного судьи, работавшего в гостиной. Вот она, холлендеровская сестрица, явилась по первому свистку своего старшего брата. Они, разумеется, считают, что я только притворяюсь порядочным адвокатом, а на самом деле обслуживаю интересы преступного мира.
Посреди комнаты стоял Вим. Рядом была Майке. Ситуация была деликатной. Я всегда старалась отделять свою профессиональную деятельность от личной жизни, и вот, пожалуйста, надо оказывать юридическую помощь члену семьи. Тем не менее надзорный судья не подал виду и повел себя совершенно профессионально.
— Ваш брат подозревается в отмывании денег и участии в преступном сообществе по торговле гаш…
— Это он про Кора! — вмешался Вим, а я подумала — как же он может говорить это в присутствии полицейских? Разойтись — ведь не значит стать лояльнее к Департаменту юстиции, чем к Кору?
— Можете наблюдать за нашими действиями, но никоим образом не вмешиваться, — сказал мне надзорный судья, как бы не заметив ремарки Вима.
— Разумеется, — кивнула я.
Я подумала, что если подозревают и Кора, то они наверняка уже у Сони. Как там она? Как дети? Кор? Я следила, чтобы обыск проходил в соответствии с законодательством.
— У вас есть машина? — спросил Вима надзорный судья.
— Да, внизу стоит, — ответил Вим.
— Дайте нам ключи. Мы хотим обыскать ее.
Вим передал ему ключи и сказал мне:
— Иди с ними. Не спускай с них глаз.
Я пошла к запаркованной на улице машине. Полицейские открыли багажник и достали из него толстую связку документов. Это были планы развития квартала красных фонарей, подготовленные в городской администрации.
Я встревожилась. На фоне слухов о деятельности Вима в квартале красных фонарей такая находка была совсем некстати — она могла послужить их подтверждением. Обыск в квартире подходил к концу. Когда все ушли, я осталась с Вимом и Майке.
— Все из-за этого жирного скота. И надо ему было с гашишем связываться! — раздраженно сказал Вим. — От него одни проблемы. Думал, избавился от него, но нет — он все продолжает.
Меня очень обидело, что он наезжает на Кора при Майке, сам-то отнюдь не святой. Связи с торговцами недвижимостью не превратили его в законопослушного гражданина. Вим по-прежнему тусовался с крупнейшими голландскими наркобаронами, и какая разница, как их зовут — Кор ван Хаут или Миремет и Клеппер?
Волнуясь все сильнее, я поехала от него прямо к Соне. Звонить в дверь не потребовалось — ее просто не было. Внутри царил хаос, Соня наводила порядок. Ко мне подбежал Ричи.
— Асси, Асси, папу легавые забрали!
— Да ты что, малыш?
Я сказала Соне:
— Я только что от Вима. Они и там были.
— Где сейчас Вим? — спросила она.
— Дома, они не стали его забирать.
В комнату зашла Фрэнсис, мы обнялись.
— Как ты, милая? — спросила я.
Девочка выглядела бледной и заплаканной.
— Ох, Асси, я так перепугалась. Услышала удар и шум внутри. Тут же слышу, как по крыше люди бегают. Я решила, что напали отовсюду и сейчас нас будут убивать, что это новое покушение. Только подумала спрятаться в шкаф, как ворвались двое в масках и наставили на меня оружие. Я только тогда сообразила, что это легавые. Мне приказали оставаться в кровати, а я все равно могла только рыдать. Закричала, что хочу к маме с папой и побежала к ним в спальню. Они папе мешок на голову надели, мама визжит. Ричи у кровати плачет, трясется весь.
Я крепко обняла ее, чтобы успокоить. Второе поколение пострадавших от полицейских налетов. Нет ничего хуже, чем грубо оборванный сон, и теперь Фрэнсис всегда будет начеку по ночам.
— Злишься на папу из-за того, что случилось?
— Нет, мне так жалко его было, с мешком на голове. Ему разрешили только футболку надеть, забрали прямо в трусах. Они его толкали, орали на него. А он такой: «Спокойно, я буду сотрудничать!» Ужас, — всхлипнула Фрэнсис. — Мне еще повезло. Подружка собиралась у меня ночевать, но в последний момент все отменилось. Представляешь, какого страху она бы здесь натерпелась?
— Точно повезло. Она бы такой ужас на всю жизнь запомнила.
— А меня бы из школы исключили, — сказала Фрэнсис.
Бедняжка Фрэнсис. Она всего лишь четырнадцатилетний подросток, который хочет не выделяться на фоне сверстников и жить самой обычной жизнью. И она не винит своего отца за то, что из-за него дом стал вверх дном.
— Браму Мошковичу позвонила? — спросила я Соню.
— Ну да, он сказал, что уже едет в участок.