Предатель. После развода (СИ)

Не будет он десятилетиями ждать моей милости и прощения, как побитый щенок. Я должна это принять и осознать, как бы больно мне ни было.

Глава 18. Сама иди в угол

— А мы потом поиграем? — Афинка сует в рот осьминожку из сосиски.

— С набитым ртом не говорим, — Герман вытирает ее подбородок от капли сливочного масла полотенцем. — Это главное правило за столом.

Он сейчас не показушничает.

Он и с подросшим Борькой был таким же. Заботливым, вовлеченным и внимательным. В принципе, у меня и особых претензий не было к нему, когда наши дети были беспомощными младенцами.

По ночам вставал, памперсы менял, колыбельные пел. Как и я, недосыпал, но это не помешало ему найти шлюшку на стороне.

Стоп.

Я не хочу и не буду копаться в этом говне. Тогда два года назад я не стала разбираться ни в его мотивах, ни в претензиях, ни в оправданиях, и сейчас не стану.

Потому что ничего это не изменит.

Особенно сейчас, когда в его кармане опять вибрирует телефон.

Дианочка никак не может успокоится? Нервничает, что Герман у бывшей жены и детей?

Я бы, наверное, тоже нервничала и постаралась бы форсировать отношения с серьезным “пусей”. Забеременела бы.

— А еще одно правило было, — Борька смотрит на Германа исподлобья, — никаких гаджетов за столом. Или я что-то путаю?

— Нет, не путаешь, — Афинка мотает головой. Высовывает язык и широко открывает рот, показывая папуле, что она все проглотила и имеет право говорить. — Потом поиграем?

— Так, давай по порядку, — Герман достает телефон, выключает его и встает, — да, есть такое правило, никаких гаджетов, — откладывает смартфон к раковине и возвращается за стол. — Виновен.

— Пааа, — тянет Афинка и дергает его за рукав рубашки, — поиграем? В куклы?

Да, Герман играет с дочерью в куклы. И это со стороны выглядит очень мило и забавно, но мне от этих игр тошно, ведь потом, когда папы рядом нет, я “не так играю”, “неправильно”.

— У нас с Борей будет еще серьезный разговор, — Герман ловко наматывает на вилку тонкие спагетти, — У меня, у мамы и Бори.

Афинка хмурится:

— А я?

— А у тебя важное задание, — Герман наклоняется к ней. — Подготовить свою комнату к чаепитию, нарядить кукол. Ты же меня в гости к себе зовешь?

Вот же хитрый лис.

В любой ситуации с Афинкой найдет выход.

— Да, — Афинка кивает и с готовностью улыбается, — ладно, — смотрит на меня, — и маму приглашаю.

Я аж замираю с вилкой во рту.

Не может трехлетка вести такие сложные манипуляции, которыми так ловко завлекает в свою игру маму и папу, чтобы они вместе “пришли в гости”.

Или это уже врожденное и досталось в наследство от папочки.

Ладно, может, и от меня тоже. Мама говорит, что в детстве я крутила отцом, как только могла, и он ни в чем не мог мне отказать.

Вот теперь такая же наивно-лукавая кнопка сидит за столом передо мной.

Я должна придумать отмазку, которая позволить не играть в куклы с Германом и Афинкой.

Я себя смогла уговорить лишь на ужин. На последний ужин.

Я смотрю на Германа. Он же мастер в оправданиях и лжи. Пусть подведет дочь к тому, что им вдвоем будет интереснее чай распивать из игрушечных чашечек.

И, вообще, это неприлично играть с бывшей женой в куклы, когда тебя ждет обратно в свои объятия новая любовь.

— Афина, — я все-таки вытаскиваю вилку изо рта, — милая, папа и так задержался, а у него дела. И сегодня совсем не его день. Поиграете в субботу. Он придет утром и у вас будет целый день…

Афина бросает вилку на пол и орет. Просто открыла рот и визжит, а после она дергается назад вместе со стулом в желании упасть на спину.

Герман ловит стул за спинку, и Афина с ревом тянется к нему, а Борька флегматично стягивает зубами осьминожку с зубчиков вилки и смотрит на меня.

В его команде теперь и Афина.

— Папа, — воет Афина и лезет к Германа, — папа… — захлебывается в слезах, — папа…

— Ты сейчас пойдешь в угол, — говорю я и сама пугаюсь своей злой и отчаянной угрозы.

— Нет, не пойду! Не пойду! — рыдает в грудь Германа, который прижимает ее к себе, с легким разочарованием глядя на меня. — Сама иди в угол! Сама!

— Тебе сока плеснуть? — Борька возвращает мне мой же вопрос, намекая, что попытки сыграть обычный ужин провалились. — И тебе какого? Яблочного? Апельсинового?

Глава 19. Помой посуду

Обижаться на трехлетку глупо.

На ее капризы. На ее крики. На ее “хочу и все”. Для трехлеток некупленная игрушка в супермаркете может стать целой трагедией.

Я все понимаю, но в душе иду трещинами.

Прорастаю черные и нехорошие мысли, что я плохая мать, что Афинка меня не любит, что ей и Борьке без меня будет лучше.

— Мама не пойдет в угол, — Герман играюче удерживает орущую Афинку, которая дергает в истерике руками и ногами. — Это мама, Финочка, а мамы в углу не стоят.

Но ты сейчас метафорично поставил меня в угол тем, что ты хороший папа, а я плохая мама.

— Мы будем играть, — Афина начинает затихать и всхлипывает в грудь Германа, — в куклы… Будем играть… В куклы…

— Сыграем, солнышко, — Герман целует ее в макушку, а после утирает слезы пальцами с ее красных щек.