Борька ревниво следит за ним. Вижу, что его так и подмывает сказать Герману гадость, начать ссору и попсиховать, подхватив истерику младшей сестры, но молчит.
То ли оценивает риски после угрозы, что его отправят в закрытую школу, то ли не хочет упасть до уровня трехлетки.
— Ты кушать еще будешь? — спрашивает Герман, и Афинка кивает. — Давай, покормлю.
Встать и “пойти в угол”? Ну, не знаю, пойти погулять, подышать свежим воздухом и успокоится? Или вообще свалить из дома на недельку?
Это сыграет Герману на руку. Сбегу сейчас на эмоциях, и у адвокатов с подачи бывшего мужа будут серьезные вопросики к матери, которая исчезает из жизни детей после обычной малышковой истерики.
Герман накалывает на вилку осьминожку и подносит к губам Афинки, которая с готовностью открывает рот.
Обиженно косится на меня и жует, насупившись.
Похоже, меня больше не хотят приглашать в игру с куклами и игрушечным чайным сервизом.
Я — плохая.
— Я поел, — Борька встает, с громким и противным скрипом по кафелю отодвигая стул.
Делает несколько шагов к выходу, и Герман с невозмутимостью замечает:
— Убери за собой со стола.
Борька оглядывается:
— Потом уберу.
По тону слышу, что забьет он на свою грязную тарелку.
— Сейчас, — Герман вытирает рот Афинки салфеткой и переводит на сына строгий взгляд. — Это не так сложно. Убрать и помыть за собой грязную тарелку.
— Что ты прикопался? Ты тут не живешь.
Афинка раздувает ноздри, готовясь к новой истерике.
— Хорошо, — Герман усмехается. — Теперь ты не только за собой убираешь, но и за всеми нами. И моешь посуду.
— Да, — твердо и зло говорит Афинка, принимая сторону папулечки. Тянется к его тарелке и хватает пальчиками спагеттину. Отправляет ее в рот и хмурится. — Вот так.
Боря переводит на нее взгляд и шипит:
— Мелкая подпевала.
— Борь, — Герман взгляда от сына так и не отводит. — Самое время тормозить.
— Может, ты эту херню должен был сам себе однажды сказать? — Борька сжимает кулаки.
Афинка всзлипывает, у нее губы дрожат и слезы на глазах выступают. Сейчас заревет.
— Борь, выдыхай, — говорю я и смотрю на Германа. — С нашей посудой мы уж как-нибудь сами разберемся.
— За сыночку помоешь посуду? — усмехается Герман и вновь поднимает взгляд на Бориса. — Не думай, Борь, маменькиным сынком ты не будешь. Прятаться за мамкину юбку от посуды?
Боря идет красными пятнами гнева. Отец его задел за живое. Видимо, действительно была у нашего сына мысль сейчас спрятаться под юбку, которую я, идиотка такая, приподняла, чтобы сыночку-корзиночку защитить от посуды назло Герману.
Накрываю лицо ладонью и вздыхаю:
— Да, Борь, тебе все же придется помыть посуду. Не переломишься.
— Вот и помою! — рявкает он в сыновьем бессилии. — Я бы и так помыл! Но вы же еще жрете.
— Едите, — терпеливо поправляет его Герман. — Жрут свиньи, Борь, из корыта.
Боря с рыком выходит из кухни, по пути бьет кулаком в стену, шипит от боли и бурчит под нос, как мы все ему надоели.
— Почему Боря злится на тебя? — Афинка поднимает личико к Герману. — Он такой злой приехал с тобой.
Глава 20. Мама-душнила
— Можно же купить посудомойку, — шипит Борька, кидая тарелки с грохотом в раковину.
— Разобьешь тарелки, — спокойно отзывается Герман, попивая чаек из кружки с надписью “ты — красотка”, — будешь их склеивать, а потом из них же трапезничать.
— Что за слово-то такое? — Борька с оскалом оглядывается. — Трапезничать?!
Я бы уже давно на него сорвалась. Накричала и полотенцем пару раз дала по его тоще заднице, а Герман невозмутим.
— Русское слово… Хотя нет, — Герман качает головой, — у него все же греческое происхождение. И ты сейчас просишь посудомойку на день рождения?
А вот и тихая шуточка, от которой глаза Борьки разгораются гневом.
— Да мне от тебя ничего не надо!
— То есть я могу сдать обратно ви-ар шлем в магазин? — Герман вскидывает бровь. — А то мне его, наконец, привезли, а он, оказывается не нужен. Ладно.
Борька замолкает и скрипит зубами, а я в очередной раз удивляюсь тому, как Герман выходит из сложных ситуаций победителем.
На вопрос Афинки, почему брат злой, как чертенок, он ответил, что Борька вообще много злится в последнее время, и доча с ним серьезно согласилась. Шмыгнула и забыла о вопросе, с аппетитом откусывая голову у осьминожки.
Про Диану промолчал. Видимо, в его планах знакомство с новой пассией должно пройти лично, а не на словах.
— Какой еще шлем? — сдержанно спрашиваю я.
— Шлем виртуальной реальности, — спокойно отвечает Герман и смотрит на меня, придерживая кружку “ты — красотка” у подбородка, — кстати, сына, ты не думаешь, что можно и маме сказать о своих хочушках?
— Каких хочушках? — напрягаюсь.
— Я обсуждал с папой отдельную игровую комнату, — бурчит Борька и включает воду. Намыливает губку.
— Когда обсуждал? Сегодня?
— Нет. Несколько дней назад, — мрачно отвечает.
— Он мне скинул фотографии игровых комнат, — Герман делает глоток чая, — с сообщением “смотри как круто”. Ну, это же явно был намек. И да, я оказался прав.