– Я вижу, что вы, Лев Иванович, на коньяки смотрели, и спросить хочу, у вас радость, или горе, или просто расслабиться хочется?
– Да уж не радость, – невольно вырвалось у Льва Ивановича.
– Аслан, принеси две бутылки сам знаешь какого, – приказал Иса парню, и тот убежал. – Это хороший коньяк, Лев Иванович. Очень хороший. Он и душу согреет, и мысли плохие прогонит.
Вернувшийся парень принес пакет и почтительно отдал его Исе, а уже тот – Гурову.
– Пейте на здоровье, Лев Иванович.
– Спасибо. Сколько я должен? – спросил Гуров.
– Зачем обижаете? – укоризненно покачал головой Иса. – И я, и дети мои, и внуки, мы все должники ваши! Очень прошу, примите в благодарность!
– Иса! Ты знаешь, я подарков не принимаю, – решительно сказал Лев Иванович, возвращая ему пакет.
– Ай! – воскликнул Иса. – Ну, заплатите сто рублей!
– Но он же никак не меньше пятисот стоит, – возразил Гуров, кивая на витрину.
– Ну, двести! – Иса уже вконец расстроился.
– Ладно! – Лев Иванович достал из бумажника тысячу рублей и протянул их парню, который даже руки за спину убрал, не решаясь взять.
– Ой, Лев Иванович! Да что же вы за человек такой необыкновенный! – покачал головой Иса и сам взял деньги. – Приходите к нам еще! Всегда вам рады!
– Только в следующий раз я через кассу оплачивать буду, – пообещал Гуров.
Добравшись наконец домой, он не стал затеваться с готовкой – настроения не было вообще никакого: ни хорошего, ни плохого, а была полнейшая опустошенность. Он налил себе полстакана коньяка и, положив руку на левый бок, сказал своей поджелудочной железе:
– Прости, родная! – и залпом выпил.
Наверное, коньяк был действительно и хороший, и качественный, и выдержанный, только Гурову сейчас было все равно – нервы отпустило, и ладно! Потом он сделал себе несколько бутербродов, которые с чаем и съел, а потом, хватанув еще коньячку, несмотря на раннее время завалился спать. Ему надо было как-то продержаться до завтрашнего дня.
Но его благим намерениям не суждено было осуществиться. Едва он заснул, как приехал Крячко и, сначала не разобравшись, в каком состоянии его друг, начал, расхаживая по комнате, вываливать новости.
– Ты, Лева, как в воду глядел! Чириков после смерти жены решил поближе к родне перебраться, вот и начал потихоньку распродаваться: барахло, шурум-бурум всякий он частично продал, частично раздал, оставив только самое необходимое, но такое, что и бросить не жалко. Продал через доверенность машину и уже на квартиру покупателя нашел. А тут майские праздники, вот оформление и отодвинулось. А как закончились они, покупатели ему звонят, а он в ответ – ни мур-мур. День звонят, два звонят, а потом поехали к нему. Прислушались – телевизор работает, а из-под двери уже запашок характерный. Ну, вызвали участкового, слесаря, вскрыли квартиру, а там жмурик не первой свежести. А поскольку дверь изнутри еще и на цепочку закрыта была и, судя по всему, пил он один, то никаких вопросов и не возникло. А вот водка действительно была очень дорогая и в бутылке красивой, такую только в праздник и пить, что этот бедолага и сделал, ее ополовинив. Только никакой отравы в водке не было, зато метил присутствовал в немереном количестве, – выразительно сказал Крячко, наконец-то опускаясь в кресло.
– Простенько и без затей, – заметил Гуров. – А поскольку сейчас паленой водки видимо-невидимо, подозрений это и не вызвало.
– А со Скворцовой вот какая история вышла. Баба она со всех сторон нормальная, ни по каким нашим базам не проходит. Работала она продавцом-кассиром в небольшом магазине. В тот день ушла она с работы в начале одиннадцатого – вечера, естественно, да еще и дочери перед уходом позвонила, чтобы та ей ужин подогрела – они вдвоем жили. А вот до дома так и не дошла. Дочь, ее не дождавшись, начала больницы с моргами обзванивать, до утра возле телефона просидела, а потом в милицию пошла, – а ей там в ответ: трое суток еще не прошло, вдруг ваша мать подругу встретила или у любовника заночевала, и все в этом духе… Девица оказалась не из робких, так что заявление у нее приняли. Начали работать по схеме, да ничего не нашли! Дело закрыли и сдали в архив. Мы у дочери Скворцовой фотографии ее матери посмотрели, и, знаешь, она действительно здорово на нашу неизвестную похожа, вот они такое гнусное дело и спроворили. И теперь получается, что без вести пропавшая по Москве разгуливает!
– Значит, эту несчастную еще в магазине присмотрели, дождались удобного случая, дали, предположим, по голове, засунули в машину и вывезли за город. А поскольку их интересовал только паспорт, то все остальное, то есть ее тело и вещи, они, скорее всего, утопили, потому что жечь – значит привлечь внимание, да и все равно, хоть что-нибудь да останется, – сделал вывод Лев Иванович.
– Рисковали они – гаишники могли ведь тормознуть, – заметил Крячко.
– А если машина с дипномерами? – спросил Гуров.
– Тогда, конечно, да! Слушай, неужели они так задолго ради «Боникса» готовились? – удивился Крячко.