Праздник подсолнухов

Приносим свои извинения за наш интерес к Вашим воспоминаниям.

— Но для чего… что они хотели этим сказать? Что хорошо знают тебя? А если и так, то зачем?

— Не знаю. Могу лишь предположить, что воспоминания — это своего рода дорога в будущее, так что, возможно, их указание на мое прошлое стоит рассматривать шире.

Она склонила голову набок:

— Отвлечемся пока от их цели, — так или иначе, они явно не пожалели сил на серьезное расследование. С этим ты, надеюсь, не будешь спорить?

— Пожалуй.

— И у тебя нет ни единого предположения, что могло сделать тебя столь важной птицей?

— Нет, — сказал я, — для меня это настоящая загадка. Я впервые стал объектом столь пристального внимания.

— К тому же за тобой, кажется, следят, — отметила она. — Ты сказал, что случайная встреча с бывшим боссом на Гиндзе могла быть вовсе не случайной. Если так, то в тот период за тобой также могли следить и сообщать ему о твоих передвижениях. Логично?

— Наверно, — ответил я, — однако вряд ли за мной следили круглыми сутками. Я бы заметил. В принципе, достаточно с неделю понаблюдать за входом в мой дом, чтобы досконально изучить мой образ жизни. Вылазки в круглосуточный магазин да ночные прогулки по Гиндзе раз в два-три дня — вот и все мои перемещения. Достаточно знать основные точки маршрута, и наблюдение не потребует особых усилий.

— Но что ими движет? Какова цель?

— Именно это я и хочу узнать.

Она озадаченно склонила голову и снова повертела в руках карточку.

— Ты сказал, что твои воспоминания о событиях до и после самоубийства жены утратили ясность. И что психиатр Харш попытался их проанализировать.

— Ну, сказал.

— Из предпринятых ими действий и этого послания можно сделать вывод, что они знали об этих симптомах, если их можно назвать симптомами, знали о твоей болезни.

— Ну да, — сказал я.

— Также остается открытым вопрос, зачем они наняли меня.

— Да, остается и такой вопрос.

— Думаю, дело было так: они находят меня, очень похожую на твою жену, и устраивают нашу встречу. Может быть, события развивались несколько иначе, но результат получился именно таким. Тем самым они попытались вызвать у тебя шок.

Я молчал. Некоторое время она глядела на меня, но, так и не дождавшись ответа, недовольно спросила:

— О чем ты думаешь?

— О том, какая ты умная.

— Пытаешься сделать комплимент?

— Нет. Просто ты озвучила именно то, о чем я подсознательно догадывался, размышляя над этим с самого утра, но никак не мог сформулировать. Вероятно, все дело в моей тупости. Кстати, если их цель заключалась именно в том, чтобы вызвать шок, то они добились успеха. Но что дальше? Я много думал об их мотивах, о том, ради чего они все это затеяли.

— И что? Ты что-нибудь понял?

— Нет. Даже не представляю, что это может быть. Желай они о чем-то спросить, могли бы просто прийти ко мне, верно? Если их интересует какая-то личная информация, они тоже могли бы поинтересоваться об этом у меня. Слишком много усилий и времени ради создания неких декораций. Слишком масштабный спектакль.

— Слушай, а из врачей ты, помимо твоего повернутого на стрельбе дружка, ни к кому не обращался?

Я покачал головой:

— Нельзя сказать, что я в прямом смысле обратился к нему. Просто, когда мы сблизились, поведал ему свою историю. А он поставил диагноз. Даже карточку завел. В Японии меня ни разу не обследовал психиатр.

Снова нахлынули воспоминания. Что это было? Почему тогда у меня возникло желание поделиться с Энди? Может, это казалось проще сделать на иностранном языке? Или все дело в том, что я находился далеко от того места, где умерла Эйко? А может, время вылечило меня? Пожалуй, ни то, ни другое, ни третье. Просто эта пара американцев впервые показала мне, никогда не имевшему друзей в родной стране, что значит настоящая человеческая близость. Энди сказал, что не выставит мне счет. В Японии врач мог запросто поплатиться лицензией за бесплатное обслуживание, но Энди лишь рассмеялся. В знак благодарности я написал портрет Марты, за что она снова меня расцеловала. Громко чмокнула в щеку. Сейчас я скучаю даже по ее жуткому мясному рулету.

Мари спросила:

— Но откуда такие подробности известны нашему менеджеру? Вряд ли он специально мотался в американскую глубинку, чтобы разузнать их у твоего приятеля. Да и как бы он его нашел?

— Пожалуй, это было бы сложновато.

— Откуда такая беспечность, в самом-то деле?! Ты все время отвечаешь невпопад. Как насчет того, чтобы серьезно задуматься?

Я снова усмехнулся. Теперь я видел, что она полностью овладела собой.

Она сердито надула губы:

— Чего смеешься? Что тут смешного?

— Да, — сказал я, — я и правда был невнимателен. Совсем позабыл еще о двоих, кому отправил письма.

— Кто они?

— Первый — отец. Но письмо к нему я уничтожил сразу по приезде домой.

— А второй?

— Младший брат Эйко. Его зовут Хироси. Хироси Хатама.