Правый руль

Старое слово «автолюбитель» давно утратило актуальность. В советское время любители противопоставлялись профессионалам. Поначалу автолюбителей было не так много. Это были чудаки вроде тех, что на досуге мастерили из промышленных отходов радиоприёмники и назывались «радиолюбителями». Сегодня уместнее употреблять нейтральные «водитель» или «автомобилист». «Автолюбитель» же получает новую трактовку: так можно назвать человека, который любит свой автомобиль. Для которого машина — не просто агрегат для перемещения своего тела в пространстве, наподобие лифта или трамвая. Ведь можно на ежедневное такси тратить сопоставимую сумму и при этом чувствовать себя гораздо свободнее и безответственнее, избавившись от целого ряда рисков и обязанностей. Но люди хотят именно обладать автомобилем. Автомобиль, как собака, стал членом современной семьи.

Когда-то потребности человека не менялись веками. Возможно, это свидетельствовало об их естественности. Сейчас то и дело появляются новые потребности, не все из которых одинаково оправданны. Понятно, что, раз изобретён телефон, человечеству было бы глупо от него отказываться и возвращаться в пещеры. Но без «двухсот сортов колбасы», за которые определённая часть общества согласилась отдать на заклание Империю, нормальный человек обойдётся. Они ему не нужны.

Это род наркомании. Потребительской наркомании. Возникает (точнее, создаётся) потребность, ранее не существовавшая и, значит, не являющаяся естественной. В мире действует целая индустрия по созданию потребностей и по подсаживанию людей на эти новые потребности. После проведения серии определённых манипуляций человек пропадает. Ему оставляют безальтернативный, как Путин с Медведевым, выбор. Либо удовлетворять свою новую зависимость, регулярно принося на её алтарь новые жертвы, либо попытаться избавиться от неё, пройдя сквозь мучительные ломку и лечение и прослыв безумцем.

Я — законченный наркоман. Я не могу и не хочу лечиться от этой, отдаю себе отчёт, неестественной зависимости. Когда заболевает машина, заболеваю и я. Лишённый машины, я переживаю настоящую ломку и ничего не могу с собой поделать, даже понимая своим разумом ничтожность случившегося. Разум не может перехватить инициативу, в этот процесс включаются какие-то иррациональные, может быть, и биохимические факторы. Действительная или мнимая неисправность автомобиля повергает меня в депрессию. Исправную машину я с удовольствием ощущаю как собственное пока ещё молодое и сильное тело. Я получаю вместе с машиной удовольствие от полёта по хорошей дороге и напрягаюсь вместе с ней при штурме крутых подъёмов или травмоопасном ковылянии по колдобинам. Мне страшно от мысли, что я могу потерять зрение, рассудок или стать нищим. Ведь это будет означать невозможность обладания машиной.

Теперь я ещё тяжелее переношу похмелье. К физическим страданиям примешивается непозволительность сесть за руль, пока из организма не выйдет спирт до своей последней летучей молекулы. Одновременно я рад, что в качестве противовеса алкогольной у меня появилась другая неестественная зависимость — тяга к машине. Она удерживает меня от реализации альтернативного, алкоголического сценария моей жизни. Машина — моя кодировка. Тем более замечательная, что она носит мягкий, временный характер.

Машина — моя терапия. Сколько часов я провёл в бесцельных гонках по дорогам муравейникового Владивостока и мелькающего пригорода! Нарезал круги, наматывал километры на привода, сжигая бензин, охлаждая нервы и насыщаясь энергией, как аккумулятор электричеством. Я возбуждался и успокаивался одновременно. Машина ускоряет моё мышление и мои движения, то есть увеличивает саму скорость жизни — количество действий, которые я успею совершить в единицу отмеренного мне короткого, слишком короткого отрезка времени.

Автомобиль не задумается, чтобы в пиковой ситуации пожертвовать собой. Сложиться пополам, разбить навсегда своё лицо, умереть — только чтобы сохранить в целости черепок с мягкотелым человеческим существом высшего порядка. Я навсегда останусь благодарен той машине, которая, подобно камикадзе, разрушила своё тело, не дав появиться ни царапине на моём.

У представителей так называемых творческих профессий есть мода работать дома, без регулярного посещения офиса (крайнее крыло поборников этой моды даже переходит на ночной режим существования). Мне не нравится эта мода. Надо работать там, где тебя не отвлекают диван и телевизор. И, главное, на работу надо ездить. И именно ездить на машине. Двигаться, воспринимать ежедневно какое-то количество фрагментов и картинок мира.

Смотреть на живых двигающихся людей. Не так приближенно, как в автобусе или на улице, но и не так удалённо, как через телевизор.