Читаем Правый руль полностью

Посещая автошколу, я думал, что главное — получить права. Потом оказалось, что главное — это выбрать и купить машину. Через несколько минут после покупки выяснилось, что главное — всё-таки научиться водить. Унизительную, как мне казалось, наклейку «У» я с негодованием отверг, наивно думая, что не буду выделяться из общего потока. Ведь правила дорожного движения я отлично знал (это сейчас половину забыл, помня только актуальное). Но если в школьных задачах перекрёстки и повороты казались простыми и понятными, то в жизни они были другими. Неписаные правила, которым следовали наши автомобилисты, не во всём соответствовали формальным. Первое время я наивно намеревался ездить исключительно по крайнему правому ряду, чтобы иметь возможность не спешить и никому не мешать. На практике это оказалось невозможным. Я понял, что нужно поскорее стать как все, ориентируясь не столько на правила, сколько на реальную практику и «невидимую руку потока». ПДД, эта священная корова госавтоинспекции и «документ, написанный кровью», как любят с придыханием возглашать большие чины (видимо, думая, что от слова «кровь» все сразу получат шок и возьмутся за ум) — вещь, конечно, нужная. Но, как и всякий нормативный акт, она не способна охватить всю сложность жизни и отстаёт от неё. Ежеминутная ситуация на дороге слишком конкретна и неповторима. Следует не только знать букву, но понимать дух правил безопасного поведения на дороге, выраженный несколькими старыми водительскими максимами. «Делаешь — не бойся, боишься — не делай». «Дай дорогу дураку». «Не уверен — не обгоняй». «Думай за других». «Нарушаешь — не создавай помех».

Но это было потом. А пока я сокрушённо повторял, отвлекаясь от дороги и поглядывая под руль на педали, чтобы их не перепутать: «И без того было много на дорогах идиотов, а сейчас стало ещё одним больше». Вечером я просил сторожей на стоянке сесть за руль и припарковать мою машину. Следил за манёврами стояночников, восхищаясь их виртуозностью и сомневаясь, достигну ли я сам когда-нибудь такого же мастерства. Выезд на незнакомый маршрут был подобен прыжку в пропасть. Я поддался упадническим настроениям. «Не напрасно ли я поспешил покинуть ряды пешеходов?» — закрадывалось сомнение.

Фобия вождения постепенно вытеснялась страхами другого рода. Я стал бояться, что оставленную днём на улице машину угонят, дёрнут с неё оптику, открутят колёса да просто бросят сверху бутылку. Сам же процесс езды превращался в настоящее удовольствие. Панические настроения сменились ещё более опасной, как я сейчас понимаю, беззаботностью. Именно она приведёт меня к первым авариям.

Вопреки собственным опасениям, ориентироваться по зеркалам я привык быстро. Ценное знание о существовании «слепой зоны» левого наружного зеркала едва не обошлось мне слишком дорого. С того дня, чудом оставив в целости шарахнувшийся в сторону джип, я взял привычку не ограничиваться обязательным мониторингом трёх зеркал и начал вертеть головой на все 360 градусов.

Только став водителем, я узнал, сколько на наших дорогах рытвин, ухабов, колдобин, ям, зияющих ливнёвок, открытых люков и прочих прелестей в виде бритвенно торчащих трамвайных рельсов или провалившегося асфальта. «Может быть, это род иррегулярных «лежачих полицейских», урезонивающих хоть таким образом наш безбашенный народ? — размышлял я, ловя колесом очередную яму. — Или это законспирированный национальный проект по повышению водительского мастерства, ведь по хорошей дороге и дурак проедет?»

Вскоре я сделал ещё одно важное открытие. Оказывается, в темноте водителю не видно пешеходов. Раньше я считал, выходя на дорогу в свете фар, что меня все прекрасно видят, и придерживался легкомысленного принципа «не трамвай — объедет». Оказалось, одетого в нашу обычную серочёрную гамму пешехода водитель замечает в самый последний момент. Мне стало жутко. Я увидел, как по городу носятся на убийственных скоростях, что твои метеориты, железяки в полторы-две тонны весом каждая. Теперь я подолгу стою и пропускаю поток. Дожидаюсь долгой, избыточно долгой паузы, чтобы перейти дорогу.

Вовсе не так страшны оказались пробки. Из-за невозможности развить высокую скорость в заторе соседние водители становились доброжелательнее и охотно пропускали, стоило мне показать поворотник. Вообще философия дорожной пробки — тема другой ненаписанной диссертации. Пробка — это эмпирическое доказательство того, что самый короткий путь «по птичьему полёту» может оказаться самым длинным с точки зрения затраченного времени и сожжённого вместе с нервами бензина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Финалист премии "Национальный бестселлер"

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука