Право на жизнь

Несколько дней назад я набрел на странный, словно опаленный огнем железнодорожный состав. Внутри были люди – оплывшие, изуродованные, слипшиеся друг с другом… Но самое главное – одно из окон этого поезда проявляет те же свойства, что и окна в детском саду, с той только разницей, что оно всегда твердое. Я наблюдал за ним несколько дней, возвращаясь снова и снова. Чаще за ним стоит мгла, гораздо реже – что-то осмысленное, но однажды… Однажды я видел колонну грузовых автомобилей посреди поля и людей вокруг. За окном стоял день… Я помахал этим людям – и, кажется, они даже увидели меня! – но картинка мелькнула очень быстро, как если бы поезд двигался. В другой раз – это была платформа подземной станции. Я готов поклясться – это было метро! Москва или Питер… Колонны, высокие потолки, лепнина… Правда, вся эта роскошь утопала в полутьме – наверное, там была ночь, и горело только скудное ночное освещение – но посреди платформы почему-то стояли вооруженные автоматами люди… Я не успел даже помахать – они мелькнули и исчезли – но поезд они определенно заметили. Засуетились, забегали… однако платформа уже скрылась – окно опять стало черно…»

– Вы поняли?.. Уж не нас ли он тогда видел? – оглядел сталкеров Добрынин. – Помните туман? Я тогда тоже внимание обратил… За окном мужик стоял – рукой нам помахал! Он заросший был, я его и не узнал! А это, оказывается, был Нибумов…

– Утешает, – кивнул Семеныч. – Значит все это – не бред сумасшедшего. Или совпадение… Ладно, дальше…

«Шестое сентября. Восемнадцать часов тридцать минут.

Я отодрал несколько металлических листов, оттащил их к своим вещам… Я соорудил там некое подобие домика из хлама, попавшегося мне здесь – и сделал из этих листов крышу… Неуютно спать посреди дороги. Здесь тепло, но желание иметь крышу над головой – инстинктивное. Уж не дичаю ли я, поддавшись инстинктам ?..»

«Двенадцатое сентября. Четыре часа пятьдесят пять минут.

Сгнили носки – пора уже… “Берцы” тоже скоро запросят каши… Сколько я здесь брожу? Диктофон показывает три месяца, но я чувствую, что дольше, много дольше…»

«Семнадцатое сентября. Три часа ровно.

Консервов осталось недели на полторы, не больше. Достать негде. Мне попадаются иногда какие-то осколки человеческой цивилизации – такое впечатление, что это действительно черная дыра, всасывающая в себя все, что попало – но съестное она почему-то упорно игнорирует. Вода еще есть – перед уходом из детского сада я наполнил все, что мог, – но когда-нибудь кончится и она…»

«Двадцатое сентября. Тринадцать часов тридцать восемь минут.