Право быть

Ксо сделал многозначительную паузу, словно учитель, намеревающийся насладиться потрясением ученика, прикоснувшегося к сокровенному знанию.

— Привычка подчиняться — самая страшная изо всех ее сестриц, Джер. Она врастает в плоть, она плещется в крови, она опутывает сознание неразрываемой сетью. Даже в пределах одного поколения она способна натворить очень много бед, а когда передается от родителей к детям, то лишь усиливается. Конечно, проходит довольно много времени, пока из когда-то вынужденных подчиниться вырастут идеальные рабы, иногда требуется несколько веков, но что такое сотни лет по сравнению с вечностью?

— Многие народы не видят в рабовладении ничего предосудительного и до сих пор живы.

Улыбка кузена стала еще больше похожей на оскал звериной пасти.

— До сих пор… О да, живы. Но наступит и другая пора. Не завтра, быть может, но послезавтра уж точно. Рабы годны только для того, чтобы исполнять приказы господина. Они живут ради того, чтобы служить. Но как только у живого существа исчезают собственные потребности, эгоистичные, самонадеянные, дурные, благородные — неважно, зато идущие не из глубины безвольного сознания, а порождаемые непрерывно изменяющимися внешними обстоятельствами, оно начинает умирать. В самом деле, если идеальному рабу забудут приказать поесть, он останется голодным, если не велят размножаться, он не оставит потомства, и так далее, и так далее. Вся тяжесть ответственности ложится на господина, но смогут ли плечи горстки господ держать на себе весь мир?

— Ты хочешь сказать…

— И знаешь, что самое поразительное? Однажды вкусивший власть отравляется этим ядом надежнее, чем любым другим. Постепенно появляется желание подчинить себе не только слуг, но и друзей, своих родственников, домочадцев. Если из двух людей, скажем, один чуть увереннее в своей правоте, он сделает все, чтобы внушить ее другому. А внушать легче всего кому? Правильно, рабу, который благоговейно внимает любому слову господина. Количество подчиненных будет множиться и множиться, и как только их станет слишком много, чтобы господа могли напрямую приказывать каждому, с дорога гибели уже не свернуть.

Ксаррон говорил, и черты ректорского лица кривились и оплывали, как свечной воск, но не превращались в знакомые мне с детства, словно привычный облик кузена тоже был своего рода маской, скрывающей от меня, а может, и от него самого некую страшную суть.

— Люди исчезнут с лица земли, если не опомнятся вовремя. Да и прочие расы ждет та же участь, потому что легче всего распространяется дурное влияние, а не хорошее.

— Исчезнут. Но это значит…

— Это значит, что наша плоть избавится от тяжелого груза, — со зловеще мечтательной нежностью завершил свой рассказ Ксо.

— Люди… должны умереть? И драконы сделают все для того, чтобы этому поспособствовать?

— Мы просто не вмешиваемся. И тебе вмешиваться не стоит, Джер.

— Но почему? Ведь они тоже имеют право…

— Захочешь пламенеть? Да будет так. Погаснешь? Пусть. Но сам всегда решишь, чего ты стоишь. И заплатишь сам, — Кузен слово в слово повторил строки, которые сами собой сложились в моем сознании, и мне вдруг снова стало по-зимнему холодно посреди жаркого летнего дня.

— Это непра… Так не должно быть.

— Каждый из нас сам выбирает свой путь.

Он бьет, не промахиваясь, и, если я не найду, чем отбить очередной удар, останется только признать поражение или… умереть. Здесь и сейчас мне не выйти победителем, это ясно. Но за что можно ухватиться, чтобы не дать поединку закончиться слишком быстро?

— Мое имя говорит о другом.

— Имя дала тебе твоя мать, а ее считали безумной, хотя вряд ли ты слышал об этом.

— Безумной?

— Когда она пришла на Совет и заявила, что знает, как можно обезопасить род драконов от Разрушителя, над ней посмеялись бы, если бы не боялись ее силы. Ее никто не поддержал. Даже собственный супруг в конце концов поверил в ее безумие. Да, Моррон оберегал Элрит, но спроси у него, какие мысли бродили тогда в его голове.

— Моя мать не была сумасшедшей!

— Ты сам-то в это веришь? Хоть на волосок? — расхохотался Ксаррон.

Захотелось прикусить губу. До крови. Нет, не верю. Он прав.

— А ты? Почему ты столько всего сделал для меня?

— Мой ответ тебе действительно нужен или сам догадаешься? В Доме Дремлющих есть то, что меня интересует. Одна драгоценная… вернее, бесценная для меня.

Значит, все было только ради удовлетворения страстей? И причины обеих сторон были одинаковыми? Нужно поговорить с Магрит. Очень нужно.

— Я вернусь домой.

— Конечно.

— Ты поможешь мне это сделать?

— Нет. — Кузен повернулся ко мне спиной, но даже спина явственно и злорадно ухмылялась. — Тебе нужно слегка остыть, а то взбаламутишь родное болото, и илу опять потребуется не один год, чтобы осесть.

Часть вторая СНАЧАЛА И ЗАНОВО