Право быть

И все- таки почему я умираю? Была бы возможность поговорить с Мантией, все вопросы быстро бы добрались до нужных ответов. Но раз уж иод рукой нет мудрых наставников, а тем паче советников, придется поразмыслить самостоятельно. И, чтобы не терять ни минутки, следует начать с самого главного, ведь, пробираясь нехожеными тропками, я попросту рискую не успеть на встречу с Истиной.

Что у нас главное?

Понять, как умирают драконы.

Насколько могу судить по собственным воспоминаниям и всему, что успел узнать, мои родичи исчезают из мира только насильственным путем. То бишь, когда их убивают. В случае моей матери смерть тоже была хоть известной наперед и выбранной сознательно, но осуществленной все же чужими руками. Моими, в ту пору безмозглыми и беспомощными, но одновременно и беспощадными. Правда, совершить убийство мне удалось лишь потому, что мать не стала избегать смертельного удара, а она, в отличие от преждевременно упокоенного мной же супруга Тилирит, прекрасно знала: с Разрушителем нет смысла затевать дуэль, потому что надежнее самому рассеяться прахом. И притом - остаться в живых.

Чтобы убить дракона, нужно уничтожить воплощенный сгусток его сознания, то, что я, к примеру, могу видеть обычным зрением, с че; - могу разговаривать и что могу потрогать. Все свободное от общения с другими живыми существами время сознание Повелителя Небес равномерно распределено по узлам участка Гобелена, который составляет драконью плоть, и в таком состоянии уничтожение представляется несколько затруднительным, потому что придется выжигать

Нити одну за другой, чтобы наверняка получить желаемый результат, ведь иначе дракон будет попросту переносить свою суть с места на место.

Хм. Похоже, именно на этом свойстве и построена Пустотная сфера. Она отделяет основную часть сознания от плоти, одновременно пресекая обмен Силой, что и приводит к неизбежной скорой гибели. Дракон, оторванный от своего мира, умирает. Но если я по рождению дракон, значит, причина моей смерти… Та же?!

Чего я оказался лишен, когда в позвоночник вонзились иглы серебряного предателя? Не чувствую связи с Пустотой, не могу до нее дотянуться или докричаться. Пустота… Мой собственный мир? А почему бы и нет? Чем он хуже любого другого? И, в отличие от плоти драконов, у моего мира нет никаких границ. Вообще. Я бывал на многих землях, и в любом их уголке язычки Пустоты жадно слизывали ворсинки окружающих меня Нитей. Может быть, потому, что…

Ну конечно! Стоит только взглянуть на ткань, чтобы понять. И как мне это раньше не приходило в голову? Нити переплетаются между собой, но никогда не становятся единым целым, а значит, между ними есть пространство. Тоненький, почти незаметный слой. Частичка моего мира. Мира, который больше всех остальных и от которого я сейчас отделен непреодолимой преградой.

Понимает ли серебряный зверек, что со мной происходит? Вряд ли. Он же освободился от власти слов, и я больше не могу ничего ему рассказать. Правда, моя тюремщица все же ухитрилась отодвинуть серебряный щит в сторону, на несколько мгновений, но все же добилась своего. Интересно, как? Уговорить обычным образом не могла, это точно. Она что-то упоминала о голосе… Нет, не так. Она сказала: если помнит, то услышит. Что же именно он должен был услышать?

Слова? Ни в коем разе. Чувства? Ближе к истине, но все равно не вплотную, ведь любое чувство человек рано или поздно старается выразить в своем сознании словесно или образно, а значит, серебро мало что поняло бы и уж тем более не послушалось бы. Тогда… Ощущения?

Требовался отказ от обороны. Полный. Значит, нужно было внушить серебру, что поблизости нет ни малейшего источника опасности. Оно должно было расслабиться, если та-

кое понятие применимо к металлу, пусть и разумному. Должно было ощутить покой и безмятежность, чтобы убрать все щиты. Значит, женщина попробовала каким-то образом осуществить передачу умиротворенности через водяные связи сознаний. Но откуда она могла все это взять? Где могла позаимствовать?

Только создать в себе самой. Только прочувствовать от начала и до конца.

Если общение происходит без слов и даже без образов, рожденных сознанием, передается как раз то, над чем мы никогда не удосуживаемся задуматься и на что почти не обращаем внимания. Так вот почему она осела на землю, словно вдруг оказалась без сил: прониклась покоем и благостью! Правда, все же сохраняя память о намеченной цели, но это, скорее всего, не врожденная способность, а результат долгих тренировок под присмотром умелого наставника, иначе первый же подобный опыт закончился бы… Закончил бы ее разумную жизнь, превратив душу в слепок одного-единственного ощущения.