Правила секса (The Rules of Attraction)

– Не хочешь ли выйти из-за стола? – спрашивает она.

– Зачем? – уязвленно спрашивает Ричард тоном повыше.

– Выйди, пожалуйста, из-за стола,- говорит она.

– Нет,- отвечает Ричард на грани истерики,- я не выйду из-за стола.

– Будь так добр сейчас же выйти из-за стола,- говорит миссис Джаред, ее голос становится тише, но напряженнее.

Моя мать в тихом ужасе наблюдает за перепалкой.

– Нет, нет, нет,- говорит Ричард, тряся головой,- я не выйду из-за стола.

– Выйди из-за стола.- Миссис Джаред багровеет от ярости.

– Да пошла ты! – орет Ричард.

Пианист прекращает играть, и какими бы тихими не были отголоски разговоров в ресторане – наступает гробовая тишина. Ричард делает паузу, затем глубоко затягивается «Мальборо», допивает «Кир», поднимается, кланяется и медленно выходит из ресторана в одном ботинке. Метрдотель и главный официант спешат к нашему столику и спрашивают, все ли в порядке; может, мы хотим расплатиться.

– Теперь все отлично,- говорит миссис Джаред и буквально выдавливает легкую улыбку.- Я правда ужасно извиняюсь.

– Вы уверены? – Метрдотель подозрительно оглядывает меня, будто я брат-близнец Ричарда.

– Несомненно,- говорит миссис Джаред.- Мой сын неважно себя чувствует. У него большие нагрузки… знаете ли… скоро зачетная неделя.

Зачетная неделя в «Саре Лоренс»? Я гляжу на свою мать, которая пялится в пустоту.

Официант и метрдотель смотрят друг на друга, не понимая, как им быть, и, когда они переводят взгляд на миссис Джаред, она произносит:

– Пожалуйста, еще один «Коллинз» с водкой. Ив, ты хочешь чего-нибудь?

– Да,- ошарашенно говорит моя мать, медленно качая головой, по-прежнему в ужасе от выходки Ричарда; я думаю, пересплю ли с ним вечером.- То есть… нет,- говорит она,- или… да.

Мать по-прежнему в замешательстве и смотрит на меня – зачем? За помощью?

– Принесите ей еще бокал,- пожимаю я плечами. Метрдотель кивает и уходит, совещаясь по дороге

с официантом. Пианист медленно и неуверенно снова начинает играть. Некоторые из уставившихся на нас в конце концов отворачиваются. Я смотрю на свои колени и замечаю, что мне почти удалось порвать салфетку пополам.

Через некоторое время моя мать говорит:

– Я тут подумала – пускай, наверно, следующая машина будет синяя. Темно-синяя.

Никто не произносит ни слова, пока не приносят напитки.

– Что скажешь, Пол? – спрашивает она. Я закрываю глаза и говорю:

– Синяя.

Шон

Лорен Хайнд стояла с подружками на лестнице. Она держала стакан крепкого пунша, который жирная, чуть ли не догола раздетая девчонка разливала из мусорного бака. Лорен тоже была в низко обрезанной тоге (вероятно, потому, что я упомянул об этом днем), у нее были гладкие коричневые плечи, и я почувствовал возбуждение, я был убит наповал – столько голой кожи увидел. Вдруг я подумал, не лесбиянка ли она. Я стоял там с Тони, смотрел на нее – на ее ноги, лицо, волосы; она же разговаривала с девчонками – уродливыми, незаметными по сравнению с ней. Тони продолжал рассказывать про свою новую скульптуру и даже не подозревал, что я таращусь на эту девушку. Он был в одном нижнем белье, а к спине ремнем был подвязан матрас. Я, не переставая, глядел на нее, и она знала это, но не оборачивалась, хотя я стоял внизу лестницы, прямо за ней. Повсюду к стенам были приклеены разворотные фотографии из порножурналов, а на потолок в общей комнате над танцполом проецировали кино, но девчонки, которые там играли, были жирными и чересчур бледными, и это было совсем не секси.