Праведник

«Золотая подкова» снижалась. Писатель снова подошел к открытому окну и посмотрел вниз, где уже отчетливо различались улицы и площади, бульвары, купола церквей и крыши больших домов. Прекрасная и неповторимая, необъятная, как и вся земля наша, грозная и спокойная древняя столица раскинулась внизу на многие километры. Вид был великолепен с высоты птичьего полета, но что-то странное и тревожное уже ощущалось в вечерней московской тишине. Еще через несколько минут локомотив совсем замедлил ход и плавно приземлился на Манежную площадь. Писатель открыл дверь и осторожно спустился на землю.

Было невыносимо тихо. Кое-где горели фонари. Полупрозрачный, холодный и липкий туман окутывал город. На площади не было ни души.

Вдруг гигантская тень отделилась от близстоящего здания и, медленно уменьшаясь, стала приближаться к писателю. Алексей Борисович пригляделся. Огромных размеров тень принадлежала дряхлому, длиннобородому, сгорбленному почти под прямым углом старику с посохом и в монашеской рясе.

— Слава тебе, Господи, дождались, — подойдя, прокряхтел монах. — Пожалуйте, батюшка, за мною.

Алексей Борисович послушно последовал за стариком. Они подошли к окутанному туманом зданию, свернули за угол, сделали еще двадцать шагов, после чего старик остановился и огляделся по сторонам:

— Кажись, никого. Теперича спустимся, батюшка.

Асфальт под ними плавно пошел вниз. Точно на лифте, они спустились метров на пять, оказавшись в темном подвале перед большой деревянной дверью. Здесь было тепло и сухо. Туман сюда не проникал.

Старик тихонечко постучал.

— Кто? — послышался хриплый бас за дверью.

— Это я, Ваня, открой, — отозвался старик. — Батюшка приехали.

Заскрежетали, загремели замки. Дверь со скрипом отворилась. Монах и писатель шагнули через порог.

— Рады видеть, батюшка. — Улыбаясь одними глазами, протянул руку писателю громадный рыжебородый мужик.

Они прошли в просторный, освещенный свечами зал, где за огромным дубовым столом сидели, ели и попивали из огромных кружек одиннадцать таких же здоровых и бородатых, как и Ваня, мужиков.

— Батюшка приехали, — кряхтя, повторил старичок.

Алексей Борисович поклонился.

— Дождались, дождались! Наконец-то! Садись, садись, батюшка! — радостно загудели мужики.

— Что за беда у вас, москвичи? — спросил писатель.

Мужики загалдели все разом:

— Чудище! Чудище! Чудище! — только и разобрал писатель.

— Цыц! — крикнул на них старичок. — Я говорить буду!

Мужики разом смолкли.

— Нечистая сила поселилась в городе, батюшка. Со сворой нехристей захватила она власть и, всячески измываясь, правит нами. Напустило чудище на город туман, от которого люди хворают и задыхаются. Днем чудище спит, а выходит в город ночью и ото всех того же требует… А если кто при свете солнца на улице появляется, чудище тут же об этом ведает и велит к ночи казнить нарушившего закон. Опричники чудища творят в городе бесчинства и непристойности, так что нет нам жизни теперича, ни младому, ни старому. На тебя возлагаем надежду, батюшка, да на Господа в первую очередь.

— Где живет это ваше чудище?

— Днем в кремлевских палатах почивает, а к полуночи в город выходит. Опричникам своим велит народ из домов выгонять и кричать ему заздравные приветствия.

— Что ж, полночь уж скоро. Пошли, поглядим на ужасное это чудище.

— Пойдем, батюшка. Пока время есть еще, ты бы попил, да закусил сначала.

— И то верно, — согласился писатель.

Ровно в полночь все двенадцать мужиков, старик-монах и писатель поднялись наверх и вышли на Красную площадь, где уже собралось множество народа. Люди, все как один, были болезненно бледны и дрожали от холода. Несколько здоровенных опричников в масках бродили среди толпы. Они кричали на всех, кто казался им непокорным, и многих били. То и дело в воздухе слышался свист кнута.

Отзвенел двенадцатый удар курантов, медленно распахнулись ворота Спасской башни, и пятьдесят великанов-всадников на огромных гнедых жеребцах ровными рядами в серо-голубом тумане поплыли сквозь мгновенно расступившуюся толпу.

Серый туман становился все холоднее и гуще. Алексей Борисович со своими спутниками пробрался в первые ряды и стал внимательно разглядывать ужасное шествие. Впереди на огромном конеподобном животном с длинными козлиными рогами ехало истинное чудище — в седле, оскалившись, сидело мерзкое, отвратительное существо со страшно вытянутым лошадиным черепом, волосатыми острыми ушами, худым, сутулым и костлявым телом и угловатыми крыльями, сложенными за спиной. Дальше двигалась свита этого некоронованного правителя, в которой Алексей Борисович к ужасу своему узнал двух старых друзей — Вадима Прыгунова и Григория. Лицо ехавшего между ними всадника тоже показалось ему знакомым, но из-за плотного тумана он даже в очках не смог как следует разглядеть его.

— На колени! — щелкнув кнутом, крикнул Прыгунов. — На коленях славьте повелителя!

Люди разом повалились на колени. Один дряхлый старичок в первых рядах на мгновение замешкался, и тут же кнут Вадима Никитовича обрушился на него.

— Мерзавец! — проговорил Алексей Борисович, также не преклонивший колен.