Правда во имя лжи

как Соня запачкала новую пеленку и снова завопила. Часа два Аня металась, без передышки распевая «Гренаду», потому что она действовала на малышку совершенно завораживающе. Исполнив песню раз сорок, Аня наконец начала сбиваться, и все чаще ее осиплый голос перекрывался Сонькиным ором. Появившийся уже в восьмом часу Дима сначала восхитился силою дочкиных легких, однако весьма скоро начал морщиться. Вдобавок Лидочка именно в это время сочла, что хватит Соньке получать все без остатка родительское внимание, и тоже завопила басом… Аня с ужасом вспомнила, что, возясь с Соней, начисто забыла не только об ужине для взрослых – это еще полбеды, – но и об ужине для малышек. Она не сбегала в молочную кухню, а припасы уже кончились, и чем накормить сестер на ночь, совершенно не известно. – У нас хоть детская смесь какая-нибудь есть? – с тоской спросил Дима.

Аня только что собралась с духом сообщить ему, что – нет, в магазин выбраться было некогда, вообще ничего нет, кроме цельного молока, а его давать младенцам еще рано, как в дверь позвонили.

Аня, обессиленная, рухнула на табуретку с Лидочкой, и Дима, тряся неугомонную Соньку, пошел открывать сам.

Аня слышала, как щелкнул замок, потом раздалось короткое потрясенное Димино восклицание, а потом воцарилась полная тишина. Какие-то мгновения Аня наслаждалась этой божественной тишиной, пока до нее не дошло, что Сонька каким-то образом оказалась утихомирена. Удивляло, правда, почему Дима не возвращается в комнату. И кто вообще пришел?

Аня уже собралась встать и выглянуть в прихожую, как вдруг из коридора спиной вперед вошел Дима, свесив пустые руки. В Аниной голове промелькнула мысль о том, что Дима просто уронил Соньку, потому она и замолчала, однако тут же Аня вскочила с кресла, забыв об усталости: перед ней стояла Ирина с девочкой на руках.

Иркины плащ и платье были расстегнуты, Соня упоенно сосала одну грудь, а другая, великолепная, пышная, перламутово-белая, колыхалась при ходьбе, словно перезревший плод. Ужалив Аню коротким ненавидящим взглядом, Ирка властно махнула рукой – Дима выхватил у жены недовольно кряхтящую Лидочку и покорно, как зайчик, подал ее Ирине. Розовый ротик впился в набрякший сосок, Лидочка издала глубокий сладострастный стон… и Аня почувствовала, как ее глаза заволокло слезами.

Впрочем, это оказались отнюдь не слезы умиления, а слезы глубокого физического облегчения. Аня поникла на табурете, и даже ужасная мысль о том, что Ирка вот так, прижимая к груди девочек, может выйти в незапертую дверь и кануть в горьковскую ночь, не могла заставить ее шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Строго говоря, надобности в этом не было никакой: Ирка не собиралась бежать. Напротив, она удобно уселась у стола, подтянув под ноги маленькую скамеечку, и со спокойным, чуточку отрешенным выражением лица вслушивалась в захлебывающееся сосанье близняшек.

Постепенно смертельная, оцепеняющая усталость ослабила свою хватку, и Аня смогла шевелить не только руками, но и мозгами. И сразу же ужалила догадка: что-то случилось. Причем не в пользу Литвиновых – иначе Ирка не возникла бы так внезапно на пороге их квартиры, не держалась бы так независимо и вальяжно. Случилось что-то плохое!

Димино осунувшееся лицо выражало такую же тревогу. Он тоже чуял неладное и, слава богу, поглядывал на Иркины обнаженные телеса без всякого вожделения.

Наконец Лидочка наелась и выпустила сосок. Глазки ее утомленно закатились, изо рта поползла белая жижица. Тут Аня нашла в себе силы подняться и забрать девочку. Подержала ее торчком, похлопала по спинке, дав срыгнуть, коснулась губами лобика и отнесла в соседнюю комнату, где оборудовали детскую. И сразу почувствовала себя лучше, как только между любимым дитятею и опасной (хоть и, безусловно, полезной) гостьей воздвиглась преграда в виде стены.

Как всегда, любуясь Лидочкой, Аня несколько забылась, время перестало для нее существовать, тем более что усталые глаза начала заволакивать дремота, и вдруг какой-то звук заставил ее очнуться. Аня встрепенулась, обнаружив, что прикорнула на стуле рядом с коляской (кроватку купить еще не успели, контейнер из Хабаровска тоже пока не прибыл). Что же ее разбудило? Ага, понятно, это крошка пукнула. Святое дело!

Какое-то мгновение Аня никак не могла сообразить, почему Лидочка лежит в коляске одна. Сонька-то где? И вдруг воспоминание о сегодняшнем вечере нахлынуло, подобно цунами. Ирка! Ирка сидит там, в соседней комнате, с голой грудью напоказ, а рядом Дима…

Аня вылетела из детской, уже готовая увидеть нечто вроде той достопамятной сцены на Уссурийском бульваре, и встретила ледяной, режущий взгляд Ирины. Можно поклясться, что эта пройдоха отлично понимала все ее опасения. И издевательская улыбочка коснулась ее пухлых губ – улыбочка, значение которой Аня мгновенно прочла: «Да нужен мне твой Тушканчик!»