Правда во имя лжи

Леший чмокнул Анрио в нос, потом покосился на Струмилина и прыснул. Тот тоже тихонько смеялся, опираясь о Сонино плечо как мог крепче.

– В чем дело? – насторожилась девушка.

– Так вот, насчет бегства в Уссурийский край, – давясь смехом и мясом, прошамкал Леший. – Сонь, у меня руки жирные, так ты полу куртки отверни и достань… во внутреннем кармане.

Прислонив Струмилина, у которого от смеха подкашивались ноги, к косяку, она шагнула вперед, двумя пальцами взялась за полу длинной и широкой куртки – и увидела, что изнутри нашит большой, просторный карман. Там громоздилось что-то, свернутое трубкой.

Соня тихо ахнула. Это покрытый краской холст. Развернула его дрожащими руками – и задохнулась от того непередаваемого запаха старины, какой не дано подделать никому, никакому художнику. С изнанки холст был темный, грязно-серый, с небрежно смазанным фиолетовым клеймом «Северолуцкий художественный музей, инвентарный номер 345». А с лицевой стороны…

Кипел буйный пламень костра, бросая алые отсветы на бледное золото волос молодой женщины, на вороную гриву коня, на лица воинов, готовых справить прощальную тризну. Клочья дыма взвивались в небо – серые, как глаза этой женщины… как Сонины глаза!

– «Прощание славянки», – сообщил Леший. – Подлинник. Я, конечно, замечательный художник, но нашим друзьям достаточно будет одного взгляда, чтобы понять: сокровище подменили! Копия и оригинал – это небо и земля. Так сказать, Соня – и Лида!

– Ты видел?! – недоверчиво обернулась Соня к Струмилину.

Тот кивнул.

– Ой-ой, – покачала она головой. – Здорово же мы подставили этого Джейсона. Приедут они все в Париж, откроют чехол, а там…

– От этого надо его избавить, – сказал Леший. – Прямо сейчас надо позвонить в милицию насчет опасной парочки, Немкина и его подружки. Все-таки не стоило им так активно бряцать оружием! Пускай их тормознут на пути в Москву. Джейсона не тронут: иностранный подданный, картина не у него, а у Лидки. Я не я и бородавка не моя.

– Между прочим, Джейсон все видел, – усмехнулся Андрей. – Он с тебя глаз не сводил, пока ты свои фокусы на кровати выделывал!

– Как?! – возмущенно подскочил Леший. – Видел?! Врешь!

– Видел, видел. Он мог поднять тревогу, но промолчал.

– Хороший человек, – сказала Соня, и Струмилин поджал губы:

– Да так, ничего.

– Голубые глаза хороши, – пропел Леший, меланхолически глядя в пространство, – только мне полюбилися карие!

– В данном случае с точностью до наоборот, – улыбнулась Соня и вдруг всплеснула руками: – И все-таки я не могу понять, где ты взял копию?

– Здрасьте! – Леший даже глаза завел. – В мастерскую я забегал по пути на вокзал? Забегал. Там и прихватил картинку – на всякий случай. Мало ли, думаю, что может быть…

– Ты же поесть туда забегал.

– Поесть мне удалось только теперь, – вздохнул Леший. – И то без хлеба. Но мы не в обиде, правда, Анрио? Искусство требует жертв!