Правда о программе Apollo

Вскоре после полета экипаж «Аполлона-7» покинул НАСА. Ширра стал председателем компании «Сернко» в Колорадо, рекламировал железные дороги, сотрудничал с телевизионной компанией «Коламбия бродкастинг систем». Во время полета «Союза» и «Аполлона» я видел его по телевидению, такого же крепкого и бодрого, каким он был всегда. Вместе с популярным телекомментатором Уолтером Кронкайтом он рассказывал американцам о первой в истории международной космической встрече, ставшей в то же время лебединой песней корабля «Аполлон», которому Ширра отдал столько сил. Ширра возглавил Консультативное бюро по вопросам защиты окружающей среды в Инглвуде (штат Колорадо), потом руководил одним из отделений фирмы «Джонс-Мэнвилл».

Каннингем командовал группой космонавтов программы «Скайлэб», потом тоже ушел в бизнес – работал вице-президентом в одной фирме по продаже недвижимости в Хьюстоне. Эйзел, гонимый своей охотой к перемене мест, два года был помощником директора по технике пилотируемых полетов в центре НАСА им. Ленгли. С 1972 года опять-таки ушел в бизнес, став руководителем восточного отделения фирмы «Марион пауэр шавел». Живет в маленьком городишке Уильямсберг в штате Вайоминг.

Благополучное возвращение отважной тройки и успех всего полета воодушевили всех, кто работал по программе «Аполлон». Еще в то время, когда экипаж Ширры летал в космосе, было решено, что восьмой «Аполлон» стартует до нового года. Раньше нетерпение подстегивали неудачи. Оказалось, что успех может подстегнуть еще сильнее.

Первоначально для полета вокруг Луны намечались Борман, Коллинз, Андерс. Но незадолго перед стартом с Майком Коллинзом случилась большая неприятность: где-то на шее защемился нерв, и из-за этого иногда вдруг отказывали ноги – он падал. Астронавт встал перед дилеммой: или долгое лечение, или очень серьезная, но быстрая операция. Коллинз выбрал операцию. Все прошло хорошо, но на «Аполлон-8» он опоздал. Ходил совсем убитый, а белый бинт на шее заставлял жалеть его еще больше. Вместо Коллинза полетел Джеймс Ловелл, который до этого уже дважды побывал в космосе на «Джемини». В первом полете его командиром был Фрэнк Борман, и вот сейчас в «Аполлоне» эта ситуация повторилась: Фрэнк опять его командир.

Путь Бормана к космодрому был трудным. Он родился хилым ребенком, часто болел, перенес две операции, врачи порекомендовали семье перебраться на юг: он не должен был простужаться. Но в слабом теле Фрэнка был сильный дух. Он закалялся, занимался спортом, сумел попасть в авиацию, летал на боевых самолетах. Во время отбора в отряд астронавтов он истрепал врачам все нервы, прошел бесчисленное количество комиссий и все-таки добился своего.

Джеймс Ловелл был ракетчиком «со стажем». Еще в высшей школе в Милуоки он построил пороховую ракету, которая подлетела метров на двадцать пять и взорвалась с оглушительным грохотом. В морской Академии в Аннаполисе темой его диплома тоже были ракеты на жидком топливе. В астронавты пошел не раздумывая, хотя ему долго пришлось усмирять свою больную печень. Пока Джеймс лечился, в НАСА потеряли его личное дело (и вновь скажу: как часто мы идеализируем американскую пунктуальность!). Когда он позвонил в штаб-квартиру НАСА по телефону, какой-то чиновник сказал ему рассеянно:

– А я думал, что вы отказались...

– Если бы я отказался, – сказал Ловелл, – я бы не стал тратить 10 центов ради сомнительного удовольствия поговорить с вами по телефону...

Журналисты называли этот экипаж тремя мушкетерами. Если Борман мог претендовать на звание Атоса, а Ловелл, безусловно, в чем-то напоминал Портоса, то Андерса вряд ли можно назвать Арамисом. Маленький, хрупкий, тихий, он не был похож на гвардейца-ловеласа.

По происхождению Андерс поляк. Родился он в Гонконге, где отец его служил во флоте. Когда он возвращался на Землю, в Гонконге было большое ликование и шествие с плакатами: «Человек из Гонконга облетел Луну!» Уильям сначала хотел стать моряком, но небо победило в споре с морем. Он был очень организованным, пунктуальным, собранным пилотом. В экипаже именно Андерс олицетворял порядок и дисциплину. Его вера в технику могла бы раздражать, если бы она не основывалась на абсолютном знании этой техники и способности быстро поставить диагноз любому ее отказу.

– Риск, которому мы подвергаемся, – ничто по сравнению с риском Линдберга10, – говорил с улыбкой Андерс. Кстати, Линдберг был среди почетных гостей на старте «Аполлона-8», и Борман взял с собой в космос фотографию, на которой он стоял рядом с отважным летчиком. Андерса всегда отличала ясность цели, и даже в обычной человеческой жизни он стремился к ее оптимизации, к выбору наивернейших средств ее достижения. Когда потом, после полета, его спросили, как у него хватило мужества отправиться в столь опасное путешествие, он подумал, помолчал и ответил с непререкаемой логикой счетной машины:

– Ценность моей жизни для моей семьи несоизмерима с ценностью этого полета для нашей нации...